Порожденная грехом: Часть 2 - Кора Рейли

Лицо Луки потемнело. Он был зол? Может, ему нужно попробовать немного побыть на моем месте.

— Я сказал тебе после того случая, что больше так не поступлю. Я не приказывал своим людям убивать тебя. Я прямо сказал им, чтобы они считали тебя одним из нас и защищали тебя, как защищали бы друг друга.

— Странный способ защитить меня.

— Я позабочусь о том, чтобы этого больше не повторилось, можешь на это рассчитывать, — твердо сказал он, и я действительно поверил ему.

Может, Марселла повлияла на меня.

— Что ты собираешься делать с Пеппоне и Опущенно-Глазым?

Лука посмотрел на меня с легким весельем.

— Гаэтано.

— Я не потружусь запомнить его имя сейчас, учитывая, что он умрет скоро, как и его друг Димо.

— И ты собираешься быть тем, кто убьет их, как ты убил Димо?

— Не надо меня корить за то, что я убил одного из твоих солдат, ладно? Это была моя

жизнь против его жизни, и мне очень нравится оставаться живым. А двое других действовали против твоего приказа, поэтому полагаю, что они будут наказаны соответствующим образом. Разве смерть не является наказанием за такой проступок?

— Не всегда. Я не убиваю каждого солдата, который мне не подчиняется, это зависит от тяжести проступка.

Я кивнул.

— Тогда, думаю, им не придется бояться смерти, учитывая, что они пытались убить только Уайта.

Лука оглянулся на Марселлу и Маттео, которые наблюдали за нами со своего места у фургона, который к этому времени уже трясся.

— Кто-то, должно быть, очнулся, — сказал я.

— Тогда позволь мне с ним поговорить.

Я вытащил ключи из джинсов и бросил их Луке, который поймал и кивнул. Он направился к фургону, а я последовал за ним на несколько шагов. Я чувствовал себя измотанным, все тело болело. Уже второй раз за последние недели мое тело получило несколько травм. Я действительно нуждался в отпуске.

Марселла подошла ко мне с озадаченным видом.

— Почему ты улыбаешься? Вы с папой все выяснили?

— Да, вроде как прояснили, и я улыбаюсь, потому что думаю об отпуске.

— Только если ты возьмешь меня с собой.

Я коснулся ее талии.

— Конечно.

Лука отпер фургон и распахнул дверь. Пеппоне чуть не вывалился наружу. Должно быть, это он стучал в дверь. Когда он увидел Луку, его лицо на мгновение осветилось, прежде чем он заметил меня.

— Отведите их обоих в камеру, — приказал Лука.

— Капо! — позвал Пеппоне, но Лука проигнорировал его, так как двое вышибал схватили Пеппоне и все еще бессознательного Опущенно-Глазого и потащили их внутрь Сферы.

Марселла взяла меня за руку и тоже стала затаскивать внутрь.

— Я хочу услышать, что они скажут.

***

Пеппоне выглядел не таким высокомерным, когда стоял в центре камеры. Лука обвел его взглядом, как лев свою добычу.

— Садись, — приказал он.

Пеппоне без колебаний опустился на скрипучий деревянный стул. Опущенно-Глазый коротко застонал, но не сдвинулся с места.

Лука окинул взглядом своих оставшихся в живых людей.

— Вы пытались убить Мэддокса?

Пеппоне сжал ладони вместе, словно собирался молиться, но не Богу, а Луке. Я прислонился к дверному проему, с любопытством ожидая, к чему клонит Лука.

— Мы сделали это ради Фамильи, Капо. Он враг, иметь его в наших рядах это риск. В конце концов, он предаст нас. У них нет ни одной верной кости в теле. Он не такой, как мы, и никогда им не станет.

Его слова были лихорадочными в своей убежденности. Я стиснул зубы, желая защититься, но сдержался, потому что это допрос Луки. Слова, сказанные Пеппоне, были именно теми словами, которые Лука произнес в самом начале и, возможно, все еще думает.

Мне тошно от этого. Марселла незаметно соединила наши руки за спиной. Она по-прежнему в основном избегала физического контакта, когда рядом был отец.

Пеппоне даже не пытался ничего отрицать. Он признался во всем, и Луке не пришлось прибегать даже к малейшему намеку на пытки, какой позор. Мне бы очень хотелось посмотреть, как Пеппоне будет страдать.

— Неужели ты не понимаешь, что он наша погибель? Мы должны избавиться от него, пока он не обесчестил и Фамилью.

— Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я обесчещена, потому что я не чувствую ни малейшей потери чести, — сказала Марселла ледяным тоном, которым славились ее гены Витиелло.

Пеппоне лишь мельком взглянул в ее сторону, после чего снова обратился к Луке.

— Капо, мы сделали это ради тебя и ради Фамильи.

— Мое слово закон. Вы пошли против моего прямого приказа и напали на одного из наших. Мэддокс не враг, и я не позволю обращаться с ним как с врагом.

Я чуть не задохнулся от его слов. Услышав их из уст Луки, я ненадолго усомнился в своем рассудке.

Лука повернулся к своему брату.

— Созови солдат на встречу на электростанции в Йонкерсе.

Маттео кивнул и ушел с извращенной улыбкой, которая все еще вызывала холодную дрожь у меня по позвоночнику, как бы часто я ее ни видел. Он сумасшедший ублюдок.

Пеппоне неистово затряс головой.

— Ты потеряешь поддержку большинства своих людей, если сделаешь это!

Лука не выглядел впечатленным.

— Большинство моих людей доверяют моим суждениям, Пеппоне, а тем, кто не доверяет, я напомню о последствиях.

Я понятия не имел, что это значит.

— Что это должно означать? Почему собрание на электростанции? — спросил я Марселлу, когда мы вышли.

— Именно там произошла последняя кровавая бойня в истории Фамильи. Большинство людей называют ее «Ворота в Ад» из-за этого, и потому что, по слухам, это место, где отец любит делать свои кровавые заявления.

— Кровавые заявления, да?

— Да, он вырвал язык тому, кто посмел оскорбить маму. Сегодня вечером он публично накажет твоих обидчиков. — Марселла подарила мне маленькую, напряженную улыбку. — Папа позаботится о том, чтобы это больше не повторилось.

Я взял ее руку и поцеловал ладонь, затем наклонился, шепча.

— Быть может, ты знаешь способ заставить меня забыть о шоке и боли до тех пор?

Марселла закатила глаза, но я не упустил мелькнувшее в них волнение.

— Возможно.

Мэддокс

К моему полному удивлению, Лука разрешил Марселле сопровождать меня в мою квартиру, чтобы я мог переодеться и обработать раны перед встречей в Йонкерсе. Луке нужно было тем временем все подготовить, но он послал Маттео отвезти нас и, вероятно, проследить, чтобы мы не затеяли ничего непотребного.