Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри

— Слишком поздно, Джек, — сказала Адель. — Все кончено. Вернуться я не могу. Я теперь счастлива.

— Нет, — возразил он. И был прав. Она могла прикинуться перед собой, что довольна, но никакие похвалы Уильяма не вызывали в ней такого трепета, как те слова, которые Джек шептал ей на ухо. Или ощущения, которые пробуждали лежавшие на ее талии руки Джека.

— Прошу, не надо, — взмолилась Адель, но ничего не сделала, чтобы освободиться из его рук.

— Поедем со мной в Венецию, — попросил он. — Весной. Мне нужно навестить нескольких клиентов, повидаться кое с кем из художников. Мы сможем побыть вместе. Только ты и я.

Адель закрыла глаза. Это было настоящей пыткой. Как могла она подумать, что Джек не станет ее искушать? Он был слишком эгоистичен, чтобы не попытаться заманить ее назад, просто чтобы доказать, что может это.

— Абсолютно исключено, — выдавила из себя Адель.

— Я еду в Париж. В начале апреля. У тебя вдоволь времени, чтобы сразиться со своей совестью и найти предлог.

Он провел пальцем по ее позвоночнику, остановившись у верхнего края платья. Затем ушел, вернулся в толчею вечеринки, оставив Адель едва стоявшей на ногах.

Через десять минут он и Розамунда вынырнули из толпы и подошли к ней попрощаться.

— Счастливого Рождества! — проговорила Розамунда, холодно целуя Адель в щеку.

— Пусть идет снег, пусть идет снег, пусть идет снег! — пел Джонни Мэтис.

Последние гости разошлись в начале первого. Адель и Уильям вышли из галереи и заперли ее. Адель договорилась с миссис Моррис, чтобы та прибралась там на следующий день. Домработница рада будет дополнительным деньгам на рождественские подарки внукам.

В спальне Уильям болтал об успехе вечера, обсуждал гостей и убранство галереи, но в итоге тоже умолк, почувствовав, что Адель не склонна к разговору.

— Дорогой, прости, пожалуйста, — обратилась к нему Адель. — Я вымотана до предела, да и пунш оказался чрезмерно крепким. Давай поговорим об этом утром. Я мечтаю только добраться до постели.

В ванной комнате Адель наконец дала волю слезам всего на несколько минут, иначе она просто умерла бы, сдерживая их. Умылась холодной водой и понадеялась, что Уильям ничего не заметит.

Джек сказал, что скучал по ней. Джек сказал, что она ему нужна. Джек сказал, что она значит для него больше, чем кто бы то ни было. Прежде эти слова стали бы сбывшейся мечтой. Теперь она лишь хотела забыть их. Она не могла вернуться к тревоге, мучению и безумию.

С чувством безысходности Адель свернулась в постели клубочком. Как следует отчитала себя. Сейчас Рождество. Рождество предназначено для семьи, для сыновей. Она не испортит его своей прежней глупостью. Ей нужно оставить свои ошибки в прошлом и смотреть вперед, в новый год. Нет необходимости принимать решение. Оно очевидно. «Раз и навсегда забудь о Джеке Моллое и никогда больше не поддавайся искушению встречи с ним».

Было пять часов, и вот-вот должен был наступить рассвет. Небо из темно-синего постепенно делалось дымчато-серым, пока «Восточный экспресс» плавно катил вдоль Цюрихского озера — огромного, спокойного водного пространства лунного цвета. Все хоть сколько-нибудь разумные обитатели домов на его берегах еще спали, как и большинство пассажиров поезда. За исключением очень немногих, кого мучила бессонница. Или кто привык рано вставать. Или кого одолевали какие-то мысли.

Бетт открыла дверь своего купе и тихонько вышла в коридор. Как ни пыталась, заснуть она не смогла. Койка у нее была очень удобная, но девушка не могла отвлечься от своих мыслей. Они снова и снова возникали у нее в голове. То она убеждала себя, что все будет хорошо, что ей не о чем беспокоиться. А в следующую минуту в панике просыпалась в холодном поту. Наконец Бетт решила встать.

Она посидела за столиком в конце коридора, откуда пассажиры могли любоваться пейзажами. Шторы были опущены, но Бетт осторожно подняла занавесь на последнем окне. Теперь небо приняло нежнейший жемчужный оттенок. Подперев голову рукой, Бетт смотрела в окно и гадала, не бодрствует ли кто-нибудь в том мире снаружи. Кто-то, кто, как и она, из-за чего-то беспокоится.

В субботу будет пять недель с того случая, подсчитала она. Бетт без конца прокручивала его в голове, жалея, что не остановилась в критический момент и не пошла на попятную. Где ей следовало остановиться? Когда она решила пойти в паб? Когда решила пойти домой к Коннору? Когда?..

Что на нее нашло? Она никогда не сочувствовала девчонкам, которые по-идиотски вели себя с парнями, а потом впадали в истерику. Бетт нравилось считать себя не такой, как все. Она не влюблялась до потери сознания, сохраняла голову на плечах и знала, что делает, даже в приличном подпитии. И собственно, почему бы и не выпить, когда хочется. Они с Джейми здорово в этом поднаторели. Что хорошо было при разводе родителей — они не заметили, что в баре осталось подозрительно мало бутылок.

Подруги Бетт уговорили ее пойти на выступление группы Джейми в пабе под названием «Борза́я». Поскольку Джейми был ее родным братом, Бетт и не думала идти туда — она могла бесплатно смотреть их выступления в домашнем гараже, если хотела. Но ее подруга Занна была просто без ума от солиста.

— Да они средненько играют, — сказала Занне Бетт. — Хотят походить на «Нирвану», но все время забывают, что они в Шефердс-Буше, а не в Сиэтле.

Однако вечер, подобно многим вечерам, от которых ничего не ждешь, получился замечательный. Кто-то решил, что кувшины с «Маргаритой» отлично способствуют общению. В конце Бетт разговорилась с новым басовиком группы. Коннора она раньше не встречала, и ее заворожили его серые глаза с темным ободком на радужке и лохматая длинная челка, которую он постоянно отбрасывал в сторону, и застенчивая, сексуальная улыбка, тревожившая ее.

А когда Бетт узнала, что все остальные, включая Занну и Джейми, идут куда-то продолжать вечеринку, то показалось совершенно естественным задержаться и пойти к Коннору домой.

— Я не люблю продолжения вечеринок, — сказал он ей.

— Я тоже, — согласилась Бетт. Хотя это было неправдой. Но выходило, что у них будет своя вечеринка, для двоих, поэтому можно было и подыграть.

Дома Коннор поставил альбом Ника Дрейка и бросил Бетт банку пива. Она свернулась калачиком на диване, весьма неопрятном, но при свечах это казалось неважным. Особенно когда Коннор сел рядом с Бетт. Затем начал ее целовать.

Он гладил Бетт, и она мурлыкала, словно кошка, и потягивалась, желая большего. Когда же он засунул руку в ее джинсы, Бетт не воспротивилась. Это было чудесно. Даже теперь при воспоминании об этом по коже побежали мурашки. Тогда это казалось так естественно.

Потом она уснула в его объятиях.

И три часа спустя проснулась с ощущением страха. Коннор крепко спал рядом с ней на диване. Немытые волосы, которые накануне вечером казались ей такими сексуальными, теперь выглядели слегка свалявшимися. Дрожащая от утреннего холода, Бетт шарила в полутьме, ища свою одежду, досадуя на свою беспечность. Обычно она занималась безопасным сексом. Но она так напилась. И была так возбуждена. И помнила, как сказала ему, что это не важно. Какого черта она повела себя так глупо?