Чародей фараона - Владимир Лещенко

– Ну вот, – буркнул повелитель. – В кои-то веки с богами довелось пообщаться, так и тут помешали, гниды!

Впрочем, профессиональный толкователь подобного рода знамений ему сейчас был как нельзя кстати.

– Заходи! – коротко велел он Убаоне. – Нужно посоветоваться…

Странный день выдался у Его Величества. Суматошный, длинный, утомительный.

Вроде бы радоваться нужно, как-никак добился своего, уломал привередливую красавицу-гордячку взойти на царское ложе, а на душе муторно, тяжко. И уже не хочется, чтобы кончался затянувшийся за полночь праздничный пир и настала пора отправляться в опочивальню. Устал, что ли?

И еще эта подлая мысль не дает покоя. Как ни старается владыка ее отогнать, заливая новыми и новыми кубками пива, нахалка никак не желает убраться восвояси. То ли пиво сварено плохо, без должной крепости, что не бьет в голову, то ли он попросту перешел ту черту, после которой перестаешь пьянеть, а с каждым новым глотком, наоборот, все больше трезвеешь.

Правильно ль они с Убаоне истолковали волю богов? Это ведь он, Великий начальник Мастеров, посоветовал фараону не мешкая сочетаться брачными узами с Аидой. Дескать, услышав, что они теперь породнились, Наакон-Рыжебородый передумает нападать на земли своего зятя. Вот о чем хотела поведать повелителю Двух Земель грозная Сохмет, покровительница царской власти и стольного города Меннефера. Что ж, верховному жрецу Птаха, супруга богини-львицы, лучше знать.

Тяжелый взгляд повелителя прошелся по лицам остей. Никого лишнего. Цвет жречества и аристократии. Веселятся, обжираясь и опиваясь за его, государев, счет. И как им только кусок в горло лезет? Не видят разве, что владыка в печали.

Вдруг словно лягушка прыгнула на сердце. Холодная, скользкая. Что такое?

Ага, возлюбленный сынок Хафра рассматривает родителя, будто в первый раз его видя. Чудной он, право. Перед тем как свадебная процессия отправилась в храм Ра-Атума в Иуну, чтобы совершить там обряды поклонения небесному камню Бен-Бен, фараон подозвал к себе царевича и приказал завтра с утра отправить гонца к царю эфиопов. Нужно поздравить дорогого тестя с великой радостью и неслыханной честью. Стать близким родственником властителя Та-Мери – это тебе не финик съесть.

– И пусть намекнет этак непрозрачненько, что воевать нам теперь не с руки.

Хафра непонимающе вперил в отца свои холодные рыбьи глаза. Его Величеству даже не по себе стало. Вот ведь олух. Сам же принес весть о назревающей войне, а теперь смотрит, как будто впервые об этом слышит. Нет, точно нужно вводить сухой закон. А то выродится царский род подчистую.

Но больше всего волновало государя поведение его дражайшей невесты, вернее теперь уже царской супруги.

Обычно такая плаксивая, что никакого терпения недоставало, чтобы ее развеселить-потешить, Аида целый день была необыкновенно оживлена и весела. Если бы Хуфу не знал, что девушка не употребляет спиртного (сколько раз он пробовал ее подпоить, чтобы сделать строптивую эфиопку посговорчивее, – все втуне), можно было подумать, что царевна подшофе. Причем едва ли не с самого утра.

Что она только не вытворяла в Иуну!

Завидев священный камень, Аида пришла в необычайное возбуждение. Подбежав к Бен-Бену, девушка принялась обнимать и целовать его, точно это был ее возлюбленный. Никогда не замечавший за ней особого религиозного рвения фараон был поражен такой экзальтацией. Правда, жрецам она пришлась по душе. Верховный жрец Ра-Атума Джаджаеманх воскликнул, что это добрый знак. Душа язычницы де просветилась сиянием могучего солнечного божества Та-Кемета. Ее союз с фараоном обещает быть долгим и счастливым.

Ободренная словами святого отца, принцесса закружилась вокруг небесного пришельца в бешеном танце. Ни разу прежде не видел Хуфу, чтобы Аида исполняла что-нибудь в этом роде. Танцы ее родной Эфиопии отличались излишней скромностью и целомудренностью телодвижений: два притопа, три прихлопа. А тут…

Девушка извивалась, как змея. Как папирус, объятый пламенем. Ее руки взлетали вверх и опадали вниз нильскими волнами, бесстыдно шаря по прекрасному телу. Округлые бедра, повинуясь некоему ритму, то вертелись юлой, то порывисто двигались взад-вперед.

Удивительно. Наблюдая за Аидой, фараон готов был поклясться, что танец этот откуда-то ему знаком.

Нечто подобное уже доводилось ему созерцать, причем совсем недавно. Но когда? Где? В голове один туман.

– Нужно немедля прекратить это святотатство! – громко зарычал ему на ухо Джаджаеманх.

– А в чем дело? – покосился на слугу Ра повелитель. – Не ты ли только что поощрял ее действия?

– Всему есть предел, даже благочестию! Государь фыркнул. Слышать подобное из уст жреца? Хм, хм.

– Пусть танцует. Нам нравится! Бодрит. И… возбуждает, Сет меня подери! А, Убаоне, как тебе?

Но Великий начальник Мастеров против обыкновения не поддержал друга и повелителя. Он был бледен, как бинты для мумификации.

– Ваше величество! – жалобно взмолился святой отец. – Прикажите ей перестать! Девчонка, то есть, я хотел сказать, божественная царская невеста исполняет танец из сокровенных мистерий Осириса. Его непозволительно видеть непосвященным!

Ого! Это серьезно. Мистерии Осириса в Та-Мери были окружены особым ореолом тайны. Даже ему, хозяину этой земли и живому богу, не часто выпадало присутствовать при сакральных обрядах, связанных с культом умирающего и воскресающего бога. Не там ли видел он этот танец? Нет, вроде бы нет. Как бы не на днях.

Туман. Сплошной туман.

Между тем эфиопка, задрав длинные полы торжественного свадебного наряда, встала на четвереньки. Выгнув спину, выпятив грудь и закинув голову высоко к небу, она издала жуткий вой и поползла по направлению к Бен-Бену. Ее прекрасный задок заходил из стороны в сторону. Два «шага» вперед. Остановка. «Шажок» влево. Снова вперед и вновь остановка. «Шажок» вправо. Новая порция звуков, имитирующих собачий (или волчий) язык.

– Боги! – схватившись за бритую голову, ужаснулся Джаджаеманх. – Это же «Путь Упуата»! Откуда он ей известен? Кто наставлял царевну основам нашей религии? Твоих рук дело, малахольный?! – окрысился он на Убаоне.

– Сам дурак! – в свою очередь не остался в долгу Великий начальник Мастеров.

Святые отцы, как двое разъяренных павианов, стали приближаться друг к другу. Убаоне поудобнее перехватил руками свой первосвященнический посох. Солнцепоклонник перебросил с ладони на ладонь увесистую базальтовую статуэтку, хищно примеряясь к лысому черепу собрата. Быть бы доброй драке и не миновать толпе благочестивых прихожан соблазна, если бы Аиду вдруг не сотрясла жуткая судорога, перешедшая в глубокий обморок.

– Знак богов! Знак богов! – зашелестело по людскому морю.

Эфиопку тут же погрузили на золоченые носилки и отправили во дворец. Там она заперлась в своих покоях и не показывала носа до самого вечера, когда начался свадебный пир;