Стрекоза летит на север - Юлия Климова

– А он?

– Откуда я знаю? – Лера небрежно махнула рукой и, зацепив взглядом смазливого блондина, кокетливо наклонила голову набок.

– Но…

– Я как-то прочитала ее дневник. Там всякая чушь про смысл жизни. Ахи, охи, вздохи! И сто листов про любовь к Брилю. Романтические бредни о первом поцелуе… Как будто он пришел, признался в любви, они взялись за руки… Тьфу, тьфу, тьфу! – Валерия сморщила острый нос. – Не понимаю, как можно о нем бредить, да еще так вдохновенно? – Теперь Лера закатила глаза и издала слабый стон.

Новость обрушилась столь неожиданно, что я не сразу смогла прервать поток этого кошмара. Я представила Нину Филипповну – тихую, добрую, мягкую – и Леру, забравшуюся в ее комнату, нетерпеливо листающую толстую тетрадь, заполненную рукописным текстом. Нет, не текстом, а душевными страданиями! Взгляд торопливо перепрыгивает со страницы на страницу, и едкая улыбочка сияет на лице моей пакостной двоюродной сестры…

«Прихлопнуть бы ее мухобойкой или отвезти в деревню к тете Томе – на перевоспитание!»

– Как ты могла? – вырвав у Леры тарелку, грозно спросила я. – Как ты могла прочитать чужой дневник?

– О, какая трагедия! – Она усмехнулась, сфокусировала взгляд на моем ожерелье и добавила: – Не люблю дур. Просто не люблю дур. Нельзя же быть такой глупой в наше время. И Бриль страшный.

– Не желаю с тобой разговаривать. Ты поступила подло и даже не понимаешь этого, – мои глаза метали молнии. – Это очень личное, понимаешь?

К сожалению, не имело никакого смысла объяснять что-то Валерии. Даже если бы она не выпила столько шампанского, я бы не достучалась до ее разума. Увы, бесполезно. Оставив ее наедине с закусками, я устремилась в сторону Эдиты Павловны и Бриля, но бабушки поблизости уже не было.

– Анастасия, здравствуй! – прогремел Лев Александрович. Протянул руку, и моя рука утонула в его широкой ладони. Необъяснимое воздушное тепло мгновенно окутало меня с головы до ног, прогоняя все плохое.

Я улыбнулась. «Нина Филипповна любит его… как же это здорово! Какая же она счастливая и несчастная одновременно…»

– Здравствуйте.

– Я вижу, твоя бабушка по-прежнему жива, а это значит, что ты не закрутила роман с мясником.

– Пока нет, – ответила я. – Но мне до дрожи в коленках нравится сын аптекаря.

Следующая неделя пролетела быстро, наверное, потому, что бабушка на все мероприятия и деловые встречи брала меня с собой. «Смотри и впитывай, – многозначительно говорила она. – Ты должна уметь грамотно общаться с людьми: говорить и слушать». Иногда создавалось ощущение, будто меня готовят к тяжелой доле супергероя, но только если в фильмах особые способности сваливаются с неба, в реальности все оказывается значительно сложнее. Мне приходилось вникать в скучные разговоры, молчать, отвечать на редкие вопросы, смотреть каталоги, дегустировать, а также читать книгу, сидя в кресле перед дверью, за которой проходило совещание (самое приятное!). Однажды я сбежала в кинотеатр, но Эдита Павловна буквально взорвала мой мобильный телефон, и пришлось вернуться.

В конце июня на Москву обрушилась вторая волна жары, бабушка плохо себя чувствовала, что заставляло меня быть более послушной, чем хотелось бы.

За неделю я пересеклась с Павлом два раза. Наши встречи, конечно же, были «случайными». Мы лишь здоровались, если приходилось, стояли рядом, пока Эдита Павловна приветствовала Марию Александровну, и расходились в разные стороны. Ненавязчиво нас продолжали мирить, но мои чувства растаяли, оставив на дне души лишь мутную лужицу. Слишком уж было больно… тогда.

Во вторник, сразу после обеда, раздался телефонный звонок. Это была Симка! Услышав ее голос, я так обрадовалась, что плюхнулась на диван и счастливо выдохнула:

– Как же хорошо, что ты вернулась!

– Я тоже ужасно соскучилась. Родители упекли меня в какой-то творческий лагерь для взрослых девочек, где мне приходилось ездить верхом, рисовать и вышивать. Три человека формировали мою осанку! А еще я систематически общалась с психологом, который учил, как себя вести в стрессовых ситуациях. Но хуже стресса, чем в этом лагере, у меня еще не было! Пожалей меня, это ужасно! Как только отец вернулся из командировки, я позвонила ему и сказала, что не проведу в этом аду больше ни дня!

Симка бурлила негодованием, а я слушала ее с теплой улыбкой. О старые добрые времена!

– Ты где будешь учиться? – спросила я, подтянув ноги на диван.

– Родителей вдохновляют международные отношения. Мама присмотрела кафедру европейского права, а папа настаивает на кафедре дипломатии. Подозреваю, что мои документы лежат уже и там и там. Но я категорически не согласна! – Симка недовольно фыркнула. – Я вообще учительницей стать хочу. Ну, например, учительницей физкультуры. – Она рассмеялась. – Кстати, Катюха все же поступает в медицинский, а Таню отправляют учиться за границу. Эх, мы теряем ее, теряем…

Симка болтала практически безостановочно, а я, соскучившись по дружеским отношениям, с удовольствием ловила каждое ее слово, вставляя иногда короткие реплики. Затем я немного рассказала о себе и получила стопроцентную поддержку по всем пунктам: «Леру нужно отправить в трудовой лагерь или хотя бы в творческий. Вышивать крестиком!», «Твоя Эдита Павловна, конечно… хе-хе… мужайся», «Тим уехал? Ты скучаешь? Ох, ну и темнила ты в школе на эту тему… Ха! Я знала, что ты хитришь! Ничего, он скоро вернется. Уверена, он в тебя влюблен по уши!» Мне были приятны эти слова, и я чуть не заставила Симу повторить их сто раз подряд. Душа хныкала, рвалась на Кавказ, надеялась и одновременно выстраивала стены, пытаясь защититься от чувства, которое с каждым днем росло и крепло.

Под конец Симка объявила, что будет учиться только в том университете, куда меня зачислила Эдита Павловна, что международные отношения «могут возбудить лишь зануд», и это отличное решение, потому что родители наконец-то перестанут спорить.

– Точно! Мы будем вместе! Решено! – эмоционально восклицала Симка, ухватившись за эту идею руками и ногами. – Отец не откажет: когда мне нужно, я умею аргументировать и прижимать к стенке!

Кто бы сомневался…

В среду я проснулась с непонятным предчувствием: будто должно произойти нечто важное и хорошее. В груди дрожала какая-то ниточка, а сердце то колотилось как ненормальное, то затихало и вздыхало, вздыхало, вздыхало…

– Настя, тебе письмо, – сообщила Нина Филипповна, держа в руке небольшую стопку конвертов. Она направлялась в комнату Эдиты Павловны и по пути заглянула ко мне.

– Спасибо!

Написать мне могла только Лилька, во всяком случае, раньше я ждала от нее весточки, но бабушкиными усилиями (она сделала все, чтобы мое деревенское прошлое кануло в Лету) наши пути разошлись.

Рисунок летний – береза и ромашки, написан наш адрес, а вот адрес отправителя отсутствует. Сгорая от любопытства, понимая, что это именно то, чего я подсознательно ожидала с утра, я аккуратно вскрыла конверт. В моих руках оказался тетрадный лист, уверенно и размашисто исписанный с одной стороны. Почерк – мужской. Поддавшись искушению узнать поскорее, от кого же это послание, я посмотрела вниз на подпись. «Тим».