Три осколка луны - Аркадий Арно

голландцы, немцы – обходили их стороной. Наши специалисты строили завод стратегического назначения на окраине Куанго, среди простых рабочих было много аборигенов, носивших европейскую одежду, даже понимавших по-английски. Но если забраться дальше, несколько дней идти по саванне, можно было отыскать людей, живших в настоящем каменном веке, для которых солнце и земля – живые осязаемые божества, единственные достойные поклонения. В одной деревне, где местный лекарь – знахарь и шаман – попал в лапы льва-убийцы, срочно понадобился врач. Умирал сын вождя. Понятно, мы – советские люди, никак не могли отказать развивающемуся народу. Как-никак потенциальные союзники. Да и клятва Гиппократа – не пустой звук. Нас привезли в эту самую деревню; у юноши оказался перитонит, как следствие аппендицита, положение было сложным. Еще несколько часов – и все закончилось бы летальным исходом. Я сделал операцию практически в антисанитарных условиях, мальчишка выжил. Но чтобы поставить его на ноги, мне необходимо было задержаться в этом племени на несколько дней. Везти его было нельзя, слишком опасно, и я на свой страх и риск остался. Мне составили компанию наш прапорщик, медбрат и переводчик из местных. Благодарности вождя не было предела. Как я узнал через толмача, вождь назвал меня своим братом и пообещал в награду треть своего маленького царства. Я уже не говорю о наложницах. Выбравшись утром из шалаша, я увидел пару десятков стоявших ровным строем девушек в праздничных набедренных повязках, украшенных кольцами и браслетами. Они тотчас же пали ниц. Я не сразу понял, что к чему. Служанки? Нет, оказалось – невесты. Я решил было, что мне предлагают выбор, оказалось – вождь дарил мне весь гарем. Я едва смог объяснить ему, что женат, и там, откуда я приехал, не положено иметь больше одной жены. Да и та, единственная, у меня уже есть. Еще для меня отрядили двух телохранителей. Какой-то подросток, увидев мои часы, стал приставать, предлагать лук и копье, короче, оказался чересчур назойливым. И вот меня поручили заботам двух воинов. Они были воплощением мужественности и силы. При полном вооружении следовали за мной по пятам с утра до вечера. Моих стражей сторонились почти все члены племени. Чувствовалась в них какая-то фанатическая преданность, кажется, прикажи я им броситься на любого, самого голодного и хищного зверя с голыми руками – они бы не задумываясь выполнили мое приказание. Через переводчика я сказал об этом вождю. Он только осклабился, показав отточенные, как частокол, зубы. Я же накликал на себя беду и едва не лишился жизни. Через два дня я участвовал в охоте на львов. Точнее, на одного льва-убийцу, который странствовал по округе и время от времени по ночам убивал аборигенов из моего племени и соседних. Шаман и знахарь, который должен был вылечить сына вождя, пал жертвой этого самого льва. Стрелок я посредственный, но тем не менее по ходу увлекся, отошел в сторону. И оказался носом к носу с гигантским самцом, гривастой зверюгой, для которого разорвать не то чтобы ротозея, охотника-дилетанта вроде меня, а настоящего воина – раз плюнуть. Уверяю вас, господа, трусом я никогда не был, скорее слыл смельчаком и тут не спасовал. Прицелился, разрядил всю обойму в зверя, а вот потом уже испугался. Я промахнулся: все выстрелы – в молоко! И тогда вперед выступили двое моих телохранителей; у каждого в руках был лук. Две тетивы пропели одновременно – лев уже бежал на меня, обомлевшего, вросшего в землю, – и вдруг я увидел, что в его глазах, из которых брызнула кровь, торчит оперение стрел. Телохранитель, стоявший справа, молнией прыгнул вперед, на ослепленного льва. Я до сих пор помню когти умирающего зверя, разрывавшие ребра чернокожего воина. Он же точно Самсон вцепился в его пасть и уже на земле разорвал ее. Они умерли вместе – человек и животное – у моих ног. Песок впитывал их кровь, а я все еще не мог сойти с места. Невероятная сила воина поразила меня. Я думал, что подобное может произойти только в легендах! Ан нет. Все это случилось со мной наяву. Я взглянул в глаза второму телохранителю и понял, что тот поступил бы точно так же, если бы лев победил и опасность вновь угрожала мне. Но потом я совсем потерял дар речи: победитель льва пошевелился. Его грудная клетка была разорвана, кишки расползлись по песку, там, где должна работать печень, было одно кровавое месиво. А он был еще жив, смотрел на меня широко открытыми глазами и улыбался. Я встал перед ним на колени. Не столько чувство благодарности переполняло меня, сколько удивление, граничившее с шоком. Я взял его руку и решил прощупать пульс, но его не было. Этот человек по всем законам природы должен был умереть, но он жил!.. И тогда я обернулся: надо мной стоял вождь. Его белые зубы вновь были оскалены в бесовской улыбке. Нас уже окружали и другие охотники на льва-убийцу. «Но как?» – спросил я у вождя, забыв, что он не понимает моего языка. Толмач перевел вопрос, но вождь улыбнулся еще шире, полный достоинства, подал руку, помогая подняться, и, оставив меня и бросив что-то второму телохранителю, пошел прочь. Второй воин вытащил черный меч, выточенный из дерева буа-буа, твердый, точно из стали, и одним махом отрубил голову умирающему воину. Что было дальше, я не помню. Все, случившееся со мной за последние четверть часа, поразило меня до глубины души. Больше всего хотелось убраться из жестокого и непонятного мне, европейцу, племени.

Скороходов поднял графин с яблочной водкой, наполнил стопки до краев. Гордеев наблюдал, как светится янтарем напиток, чувствовал, как пряный запах домашнего кальвадоса, сваренного с редким умением и любовью, щекочет его ноздри. Он хотел задать рассказчику один-единственный вопрос и уже открыл было рот, но вместо этого выпил рюмку залпом.

– Спустя неделю жизнь юноши, сына вождя, была вне опасности. Я уезжал из племени, где меня так высоко оценили, в наш городок с двойным чувством. С одной стороны, я мечтал поскорее покинуть моих чернокожих друзей, с другой… мне о многом хотелось спросить, но я не знал, насколько вправе задавать вопросы. А вдруг таким образом я перечеркну нашу дружбу и меня сожгут живьем? Вождь проводил меня до половины дороги. Когда мы уже расставались, я все-таки не вытерпел и спросил: «Кто эти воины, которым я обязан жизнью?» На этот раз вождь не улыбнулся, не показал своих белых, отточенных зубов. Он бросил несколько слов, и мой переводчик объяснил. Вождь сказал: «Через месяц