Крымский роман - Татьяна Алюшина

– Шашлыки! – призвала Дина, перекрывая общий хохот.

Они жарили шашлыки, плавали, играли в волейбол, ленились и загорали.

Потом все, по очереди, укачивали Димку, который не понимал, что, собственно, от него хотят и почему спать, когда вокруг такое веселье?! Но все-таки заснул, на руках у Дины, и Мишка так на нее смотрел, что все отвернулись, чтобы не нарушить интимность момента.

Они не торопясь наслаждались отдыхом: гуляли, загорали, играли в придуманные детьми игры. Проснулся Димка, заявив, едва открыв глаза: «писать!», чем вызвал очередной приступ хохота.

Ната сидела на берегу, рядом Димка строил замки из гальки. Она смотрела, как Антон с Мишкой плавают вдалеке, наперегонки, и внутри у нее все замирало от восторга и страха!

После того как Антон примчался утром, внешне спокойный, но отчаянно напряженный внутренне, как кинулся ее целовать и обнимать, неосознанно сильно прижимая к себе, от радости, что она нашлась, Наталья поняла: они подошли к тому самому решающему моменту объяснения.

Антону надо было остудить «страсти» в себе, поэтому он придумал мгновенно этот семейный выезд на природу.

Почему-то Ната вдруг вспомнила свой давний разговор с Диной.

Как-то Дина позвонила и совершенно убитым голосом попросила срочно приехать.

– Натка, приезжай, пожалуйста, прямо сейчас, у меня есть бутылка замечательного вина, мне выговориться надо!

Не задавая вопросов, Наталья помчалась к подруге.

Дину она застала «в совершенно растрепанных чувствах», как пишут в книгах. И очень злой, что было ей несвойственно – Дина всегда умела справляться с трудностями, не позволяя себе «ваших интеллигентских штучек в виде депрессии».

Они устроились на кухне, выпили по бокалу вина, закурили, и Дина без предисловий объяснила причину своего настроения:

– У нас на работе сегодня было общее собрание на тему: «Мы теперь живем по-новому. В стране перестройка, гласность, и у нас соответственно тоже!» Что-то в этом роде! Уже на третий раз от слова «перестройка» меня стало тошнить! Я не могу, Ната, просто не могу этого слышать! Что, собственно, мы собираемся перестраивать!!! В России ни черта не умеют перестраивать – только ломать! Как водится: «до основания, а затем!» Мы строить-то с трудом умеем, а перестраивать – это вообще из области фантастики! И это значит только одно: все разрушат к едрене фене, а на обломках начнут строить что-нибудь кривенькое, косенькое, как обычно! И главное, обязательно, пострадают самые незащищенные: дети, врачи, учителя и, конечно, это даже не вопрос, солдаты!!! Мы же как строим?! Нам повоевать обязательно надо! Скольких мы мужиков похоронили после Афгана?! Наших одноклассников и друзей?! А строить еще ничего и не начинали! Я знаю, я уверена, что это будет очередная всесоюзная жопа! С кучей вооруженных конфликтов, очередных цинковых гробов, массовым исходом граждан за границу! Революция семнадцатого покажется цветочками! А, что там – ломать так ломать!

– Динка, ты что! – успокаивала ее ошарашенная Ната. – Это же здорово, что перемены! Может, будет совсем по-другому: свободнее, интереснее!

– Да не будет, Ната!!! Не будет! Пройдутся по нам, как бульдозером, поиграют в свои игры наши высокопоставленные «мальчики», а расхлебывать мы будем! Вот это точно! Не умеют в России тихо и плавно – нам надо все разрушить, изгадить – и страну, и прошлое, и себя; только для того, чтобы героически доказывать всему миру и себе в первую очередь, что мы чего-то стоим. А если не верите, можем и в морду дать!

– Динка, ты же молодая тетка, что ты как бабка старая причитаешь?!

– Это я сейчас молодая, а когда они «перестраивать» закончат, неизвестно сколько мне будет и во что меня эта хрень превратит! Давай, Натка, напьемся от неверия моего в светлое будущее!

– Давай! – поддержала подругу Наталья, пугаясь ее словам и их точности.

Они напились, конечно, и плакали, вытирая друг другу сопли и слезы, давая миллион первый раз обещания, что, хоть «трава не расти!», останутся верными друг другу.

Поплакали над Динкой, которой судьба прислала вместо жениха цинковый гроб из Афгана, и пьяненькая подруга, как всегда, честно призналась:

– Я ведь его по-настоящему и не любила! Обещала ждать и ждала, и еще эти девчоночьи: «замуж». Я бы его полюбила, если б вместе жили, дети были, ты же знаешь – его нельзя было не любить!

Ната ее успокаивала, сама рыдая как белуга!

Жених Дины был их другом детства, замечательный мальчишка, с чудесной улыбкой и веселым смехом. Он выручал их из всяких ситуаций, был их «старшим братом», своим в доску.

В день его похорон, на кладбище, когда большинство из них так до конца и не осознали его смерть, Дина стала взрослой женщиной: мудрой и понимающей нечто такое, что им всем еще только предстояло понять, пройдя годы испытаний и потерь!

Когда они уже лежали на диване, пытаясь уснуть, Дина вдруг сказала, как будто подведя итог:

– Понимаешь, Натка, очень страшно что-то ломать и начинать заново! Ломать в себе! Даже если то, что есть в тебе неправильно, искажено, ты к этому привык, и так безопасней! А когда ломаешь и затеваешь что-то новое, становишься как голый. Даже если это новое прекрасно, почти невозможно решиться жить по-другому! И самое ужасное, что время на раздумье никто не даст! Либо ты решаешься и идешь вперед, как бы страшно ни было, либо остаешься в прошлом, где безопасней, но это болото!

Произнеся это, она сразу уснула.

Дина оказалась права абсолютно во всем! Наталья иногда даже пугалась ее провидческого дара!

Они пережили эту перестройку как болезнь, как очередную революцию. Но в одном Ната была не согласна с подругой – это время их многому научило, закалило, а главное – многое расставило по своим местам, очень ярко высветив каждого человека: кто сильный, кто жадный, кто слабый!

Вспоминая сейчас этот разговор, Наталья понимала Дину гораздо лучше, чем тогда!

Сейчас ей надо было справиться со всеми своими страхами!

Господи боже мой!

Да у какой женщины ее поколения не выработался рефлекс как у собаки Павлова на слова: «люблю» и «семья»!!! Для Наты – «люблю» значит, что ее пытаются использовать! «Семья» – значит: «Всё мне, любимому, а ты должна это обеспечить!»

У каждой женщины свои рефлексы!

Она знала точно, что с Антоном будет по-другому. Это то настоящее чувство, о котором молятся, мечтают все на земле и которое даруется Богом единицам. В этих отношениях нет места старым комплексам и страхам! Она честно признавалась себе, что все ее «благородные» отговорки: «ему нужна более молодая, ему нужны дети» – это попытки спрятаться от своих страхов, потому что, когда рядом настолько родной тебе человек, есть место только для полной открытости и доверия, которых никогда не было в ее жизни! И полное прорастание, чувствование друг друга как единого целого.