Дебютантка - Николь Берд

Лицо Доминика помрачнело.

– Вы ведь тоже видите сны, – внезапно сказала Кларисса. – Расскажите мне о них.

Взяв протянутую Клариссой чашку, граф вздохнул.

– Иногда мне снится поле боя, но обычно я не вижу всего, это было бы слишком даже для сна. Я вижу одного из раненых солдат, лежащего в луже собственной крови, или лошадь с оторванной ногой, бьющуюся в предсмертной агонии...

Должно быть, Кларисса, сама того не желая, издала какой-то звук, потому что граф внезапно замолчал и плотно сжал губы.

– Извините, я не хотел напугать вас.

Девушка покачала головой, все еще испытывая ужас от услышанного и одновременно жалея графа.

– Вы служили своей стране и спасали нас от угрозы вторжения Наполеона. Теперь я понимаю, что мои сны ничто по сравнению с вашими.

– Вовсе нет, – возразил граф. – Я взрослый мужчина и более всего на свете жалею о том, что мог сделать больше, чтобы предотвратить кровавое побоище и страдания солдат. А вы были всего лишь ребенком, и вас никто не мог защитить и успокоить. Это совсем другие обстоятельства, и у вас есть все причины чувствовать то, что вы чувствуете.

Какое-то время они сидели молча, а потом Кларисса дотронулась до руки графа.

– Ну и как, вам теперь лучше? – тихо спросила она. Доминик посмотрел на нее, как смотрит один раненый солдат на другого.

– Думаю, да. Но эти сны никогда не покидают меня окончательно, хотя я знаю, что если посмотреть в лицо своему страху, он не завладеет вами окончательно.

– И как вы это делаете? – спросила Кларисса. – Как вы возвращаетесь к прошлому и смотрите страху в лицо?

В глазах графа появилось какое-то новое выражение, которого Кларисса не смогла прочитать.

– Вы тоже найдете способ это сделать, – только и произнес он. – Когда будете готовы.

В глазах графа сквозила неприкрытая боль, и Кларисса подумала, что, возможно, ей не следовало побуждать графа мысленно возвращаться на поле боя. Разве он недостаточно сделал для нее, недостаточно рисковал жизнью?

Осторожно подняв руку, она нежно погладила его по щеке и ощутила тепло чуть шершавой кожи. Потом Кларисса коснулась пальцами его губ.

Глубоко вздохнув, граф поцеловал ее ладонь, и Кларисса ощутила, как дрожь пробежала по всему ее телу. Если бы только...

В этот момент на лестнице послышались шаги, и, к глубокому разочарованию Клариссы, граф отстранился, а к тому моменту, когда Джемма и мисс Помшек показались в дверях, она обрела наконец способность говорить.

– Лорд Уитби заехал, чтобы узнать... – Кларисса замолчала, вспомнив, что мисс Помшек не посвящена в их планы.

– Чтобы узнать, как вы себя чувствуете, – закончил начатую фразу Доминик. – Боюсь, теперь я должен идти, поскольку на сегодня у меня есть еще кое-какие дела.

Взгляд, который граф бросил на Клариссу, отвешивая поклон, заставил ее задрожать, при этом она крепче сжала ладони, пытаясь сохранить в них тепло рук лорда Уитби.

Вот уже третью ночь Доминик, сидя в кабинете графини Сили в тени одного из больших шкафов, в очередной раз готовился к долгому томительному ожиданию. Никто не мог знать, когда банда предпримет вылазку – в пятницу, субботу или воскресенье. Если вообще предпримет.

Граф огляделся. В доме царила тишина; тьму прорезали лишь бледные узкие полоски света, проникающие в кабинет там, где шторы были неплотно задернуты.

Из холла донесся бой больших напольных часов. Час ночи.

Внезапно где-то раздался скрип – очень тихий, еле слышный звук, но он заставил графа напрячься и прислушаться. Однако спустя несколько мгновений Доминик решил, что это просто скрипят рассохшиеся от времени половицы.

Чтобы не спугнуть воров, латунный дверной молоток на двери сняли, а шторы почти полностью задернули.

Граф разрешил оставить лишь совсем узенькие щелочки, чтобы с улицы проникал свет ламп, иначе внутри дома царила бы кромешная тьма. Теперь снаружи казалось, что дом пуст, и Доминику оставалось надеяться лишь на то, что в него нагрянет именно та банда, которую они ждут, в противном случае все усилия могли оказаться напрасными. Ему даже пришлось отказаться от трех светских раутов, которые он обычно посещал в конце недели, и променять их на засаду в пустом доме, тем не менее Доминик совсем не жалел об этом. Пока мисс Фаллон не вернется в общество, ни в одной гостиной ни одного дома в Лондоне ему не будет уютно... Разумеется, наедине с самим собой граф пытался понять, с какого именно момента присутствие этой девушки стало необходимо ему для счастья и его жизнь перестала быть полной.

Странный скрип снова прервал ход его мыслей. Интересно, откуда доносится звук? Мансарда пуста, а все служанки, не уехавшие со своей госпожой, были отосланы из дома ради их же безопасности.

Вот опять... Кажется, кто-то пытался открыть окно. Доминик напряженно вслушивался. Наконец он различил шаги, осторожные, но все же отчетливо звучавшие в полной тишине дома.

Его помощники, притаившиеся в углах, получили строжайший приказ не мешать грабителям до тех пор, пока Доминик не подаст им знак. Ему оставалось лишь надеяться, что ни один из полицейских не нарушит приказ.

Теперь Доминик не сомневался, по дому передвигаются грабители. Вскоре раздался приглушенный звон – воры складывали в мешки столовое серебро. Граф надеялся, что все пойдет, как запланировано и хозяйка дома не лишится всех своих столовых принадлежностей.

Нервы Доминика были на пределе. Где сейчас главарь банды? И вообще та ли это банда?

Внезапно на пол кабинета упала тень, и почти сразу среднего роста мужчина появился в кабинете, замерев посреди комнаты, он подозрительно огляделся, но Доминик знал, что его невозможно разглядеть в дальнем углу за креслом с широкой спинкой.

Мужчина тем временем пересек комнату и, остановившись у стола, спокойно выдвинул один ящик, затем второй. Найдя шкатулку с деньгами, он еле слышно выругался, так как содержимое, очевидно, разочаровало его. Графиня оставила в шкатулке деньги, но совсем немного.

Со звоном, опустив монеты в карманы, негодяй поставил шкатулку на место, и в кабинете вновь воцарилась тишина. Затем темноту внезапно рассек яркий луч света, словно салют осветил чернильную темноту летнего неба.

Доминик зажмурился, а когда открыл глаза, ослепительная вспышка превратилась в крошечный язычок пламени. Вор зажег свечу и в ее тусклом свете стал изучать содержимое стола и находящиеся в нем бумаги.

Подняв пистолет, Доминик выпрямился и теперь стоял в полный рост.

– Ни с места! – приказал он.

Рука мужчины стремительно взметнулась, но инстинкт самосохранения, который не дал ему погибнуть на поле боя, заставил Доминика пригнуться даже прежде, чем он успел подумать о защите.

Тонкое лезвие просвистело всего в нескольких дюймах от виска Доминика и прочно застряло в мягкой коже кресла.