12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

– Спасибо вам за то, что оказались в нашей жизни, – сказала Ирина. – Может, мы ещё что-то можем для вас сделать?

Юра ответил, прижимая меня к себе с такой крепкой нежностью, как никогда за два с лишним года нашей с ним совместной жизни:

– Нет, ничего не надо. Спасибо и вам. Может, ещё когда-нибудь… в будущем… встретимся.

– Вряд ли. Каждый момент жизни уникален, его нельзя повторить. Да и не стоит пытаться повторять, – пожал его руку Андрей. – К тому же вскоре мы с Ирой надолго уедем из России.

А я попросила:

– Можно мы поживём здесь ещё один день? Очень не хочется отсюда уезжать. Хочется побыть ещё в состоянии покоя, вдали от всех.

Они с радостью разрешили, и мы с Юрой ушли спать. Проспали весь день, а вечером, спустившись вниз, обнаружили в гостиной на журнальном столике записку.

Вот, что в ней было написано:

«Мы решили сделать вам подарок. Этот дом теперь ваш. Вместе с необременительным бизнесом: «Океан» тоже ваш. Клиентов много, аренда приносит хорошую прибыль. Вы ни в чём не будете нуждаться. Юридические детали уладим в ближайшее время. Вам позвонит наш юрист. Живите счастливо. Мы хотим, чтобы вы были счастливы. Ваши Андрей и Ирина».

– Что это? Что это произошло сейчас? – с трудом выговорил Юра.

Я подошла к окну, посмотрела на спокойную гладь озера.

– Юр, помнишь, ты как-то сказал в шутку, что хочешь жить со мной в красивом доме на далёком острове с видом на океан?

– Помню… – произнёс он с лицом человека, который вдруг осознал что-то невероятное, но это осознание никак не помещалось в его голове.

– Так вот: ты и я сейчас, в данную минуту, на этом самом острове. Да, с видом на озеро, которое называется Океан. Вдали от всех. И мне хорошо, я хочу и дальше так жить. С тобой. А ты всё ещё хочешь?

– Ты ещё спрашиваешь?! Хочу и жить и умереть здесь! С тобой, Юль, конечно же, с кем же ещё!

Я бросилась к нему и повалила на пол. Страстно, жадно целовала в лицо, в шею, в его колючую бороду, во всё что можно и куда придётся.

– Погоди умирать, счастье моё! Мы ещё не доиграли наш этюд 69…

Секс – часть природы. Я в согласии с природой.

Мэрилин Монро

В детстве краем света для меня был старый деревянный мостик на речке Августовке возле одноимённой деревушки. Умирающая деревня всего в восемь домов оживала летом, когда к своим старикам приезжали погостить городские родственники. У меня там жила бабушка.

Как сейчас помню. Мы – отец, мама и я – выходили из электрички на платформе «888-й километр» и с тяжёлыми сумками долго шли пешком в Августовку. Дорога – две укатанные колеи, заросшие травой. Идём то лесом, то лугами со стогами сена, то полями, колосящимися пшеницей или рожью. И солнце палит нещадно. Дороге конца и края нет.

Отец останавливается перекурить, срывает колосок, растирает его в руке и запихивает в рот зёрнышки. Мама смеётся. А у меня в глазах рябит от этого простора вокруг. Всё кажется сказкой – будто бы здесь всюду чудесные дивности какие-нибудь, только гляди.

И точно. Отец вдруг хватает меня и поднимает над собой.

– Пашка, смотри! Видишь, заяц побежал? Во-о-он там! Видел?

Мама не видит.

– Да где же, где? – она вертит головой по сторонам и машет на отца рукой. – Да ну тебя, врёшь ведь, какие ещё зайцы… Ой, зато запах какой тут, мамочки мои! Земляникой пахнет! Пашка, пойдём завтра за земляникой?

Я тоже зайца не вижу, но верю, что он есть. Я во всё верю.

– Не, мы с ним завтра на рыбалку пойдём, – говорит отец. – Какую рыбу хочешь поймать, а? Покажи!

– Вот такую! – с радостью показываю я, растягивая в стороны руки, насколько их у меня хватает.

– Ну и молодец, уху сварим.

Отец опускает меня на землю, берёт сумки, и мы идём дальше.

Снова лес, луга и поля. И как-то неожиданно показывается деревня. Железные крыши домов блестят на солнце. Я слышу, как заливисто-звонко кукарекают петухи, и вдалеке гулко, утробно мычит корова.

Наш дом в самом конце деревни, возле речки. Бабушка встречает нас на крыльце и плачет отчего-то, потом ласково гладит меня по голове и спрашивает:

– Как жешь ты дошёл, миленькай? Устал, поди-тко?

– Нет, – отвечаю я, мне не нравится, что она говорит со мной как с маленьким. Я ведь уже большой, мне почти восемь лет, скоро день рожденья, а она сюсюкается.

– Ну уж, ну уж. Вона весь мокрай какой. Погодь-ка, оботру.

Бабушка трогает мой лоб, шею, норовит вытереть пот платком, но я вырываюсь и бегу босиком к речке по горячей от солнца пыли тропинки. На берегу бегу по прохладной траве, нетерпеливо скидывая с себя кепку, рубаху и шорты. С мостика бросаюсь в речку. Там мелко, по пузо, по грудь. Дальше по шейку и глубже, но мне туда пока нельзя.

Накупавшись, сижу на мостике и болтаю в воде ногами. Смотрю на большой тёмный лес, который возвышается за речкой – далековато до него, но его непроходимая темнота всё равно меня пугает. Это и есть тот самый край света…

В деревне детей моего возраста было двое. Сашка – из соседнего с нашим дома. Сашкин дед – дряхлый, сурового вида – вечно сидел на лавке и курил самокрутку из газеты, и всегда, хоть в самое пекло, в фуфайке, тёплой шапке и валенках. Он ругался, когда мы играли в мяч на его кулишке.

– Идитя отседова, йитить вашу мать! – злобно скрипел он. – Стёкла мне поколитя, сволочи! Вам местов, что ли, мало?

Этого деда никто не любил, даже сам Сашка. А потом он умер. Мы приехали в следующее лето, а на лавке деда нет. Я помню, что почувствовал в себе какую-то тоскливую пустоту. Словно что-то моё хорошее и родное ушло безвозвратно. С тех пор каждое лето во мне просыпалось это чувство. Вроде бы всё по-прежнему, но как-то не так. Как-то хуже всё. Чем дальше, тем всё сильнее. И особенно сильно, когда умерла и моя бабушка.

Это было в конце 90-х, зимой. Отец ездил на похороны один. Летом мы приехали в непривычно пустой дом. В нём неприятно пахло сыростью и будто бы чем-то мёртвым. Несколько дней я боялся по ночам ходить в туалет на улицу, хотя мне в тот год исполнилось двенадцать, стыдно как-то бояться, но ничего не мог с собой поделать – терпел до утра…

Ещё в деревне была Дашка. Она приезжала со своими родителями и младшим братом на машине – красных «Жигулях». Их красивый кирпичный дом стоял чуть на отшибе в начале деревни. Я им завидовал. Потому что от них веяло счастьем и благополучием. Дашка каждое лето приезжала с чем-нибудь таким, чего мне очень хотелось иметь самому: в модных джинсах, с плеером, с электронной игрой «Тетрис». Мы с Сашкой возле Дашкиного дома торчали целыми днями – там всегда было интересно: слушали музыку на магнитофоне, играли в бадминтон, сидели в машине.