Первая мрачная ночь - Маргарита Малинина

– Постой. А как ты узнал, где она живет?

Коля понуро склонил головушку и запричитал:

– Ой, я мразь, я подонок, я подлец…

Затем обхватил голову руками и принялся раскачиваться, тихо и методично повторяя:

– Я лжец, я порядочная сволочь, я скотина…

Я, как уже говорила не раз, дура, но не слишком, поэтому его поведение натолкнуло меня на некоторые любопытные мысли.

– Коль.

– …мерзавец, я негодяй… А?

– Второй раз она ведь тебе позвонила после ресторана, да? Ну помнишь, ты еще сказал, что ждешь важного звонка? – Он кивнул. – А на следующий день договорились о походе в кафе, так? Но ведь ты уже знал о предстоящей встрече!

– Ой, я гад! – сел тот на любимого конька.

Да, богатый словарный запас. Есть у кого маме с ее неизменной «овцой» поучиться! Но я решила не останавливаться на достигнутом.

– «На сколько мне договариваться?» – пытаясь перекричать его вопли, стала едко передразнивать я. – «Ну, к примеру, в шесть, хорошо?» Лицемер! Врун! Кстати, а что ты делал в то время, когда я ждала тебя у продуктового, изнывая от неизвестности: где ты, что с тобой? Сдается мне, вместо «Рамстора» ты направился за шантажисткой, дабы выяснить ее адрес!

– Ой, козел! – во всю глотку заорал он. – Ка-кой я козе-о-л!

– Сволочь, сволочь! – поддакивала я, кивая. – Признайся, ты даже не вспомнил обо мне в тот момент! Ты меня бросил! Бросил!! Ты специально так построил разговор, чтобы я сама вызвалась с тобой ехать в кафе! Очень тонко просчитал, что упоминание о женщине вызовет во мне ревность! Уже тогда знал, что отправишь меня на встречу, а сам станешь следить! Как можно так использовать людей?!

Только сейчас я заметила, что по щекам моим текут крупные слезы. Надо было быть такой тупоголовой кретинкой! Удивительное дело: ни один человек на планете еще не заставлял меня плакать столько, сколько за полторы недели умудрился заставить Хрякин, и в то же время с этим человеком мне… хм, лучше, да, именно лучше, чем с другими.

«Лучший» заметил мои слезы, молча опустился на колени (наверно, ему это было несильно приятно: дно-то деревянное), положил голову мне на колени и тихо-тихо попросил:

– Прости меня, Юля. Если можешь, прости.

Зря он такое сказал. Сентиментальности мне не занимать, поэтому подобные фразы меня не то что не успокаивают, а производят абсолютно противоположный эффект. В результате я разревелась донельзя, а Николай, все еще держа голову у меня на коленях, нежно их поглаживал.

Вернуться в реальность нам помогло одно событие: я повернулась лицом к берегу и увидела… Петровых. Они внимательнейшим образом зырили. Не смотрели, а именно зырили. И зырили, разумеется, на нас.

– Коль…

Он отпрянул от моих ног.

– Что? – Я кивнула в сторону с интересом наблюдающих за происходящим Петровых. – Идтит их некуда! Они что, все видели и слышали?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Но давай постараемся вести себя так, чтобы более не привлекать их внимание.

Хрякин вспомнил о веслах и решил прибегнуть к их помощи с целью скорейшего сокрытия из поля зрения новых соседей. Отплыв подальше, мы сперва молчали, но когда вновь заговорили, стало ясно, к чему вообще этот лукавый тип затеял весь разговор.

– Нужно во что бы то ни стало вернуть бумажник, – сказал он, побудив мои извилины к вышеозначенному озарению. – Плохо то, что я сам не могу сходить и как следует пошарить в ее квартире.

– Почему? – строго осведомилась я.

– Честно? – Он поднял на меня глаза. – Я боюсь. Я ведь уже говорил, что я трус? Боюсь примелькаться и вызвать подозрения. Тогда уж меня точно повяжут, застукав выходящим из квартиры убитой. Нужен безукоризненно нейтральный человек, чтобы его не могли связать ни с одним убийством.

– В общем, хватит с меня лапши, – жестко высказалась я. – Говори прямо: ты хочешь, чтобы я туда пошла за твоим портмоне?

– Ну, мне как-то неудобно тебя об этом просить, – замялся поначалу он. – Но раз уж ты сама предложила…

– Понятно. Эх, Хрякин, какой же ты… хитрый человек! – Вспомнилась мне Катька. И почему я так редко прислушиваюсь к ее интуиции? – И как ты себе это представляешь?

– Ну во-первых, женщине легче замаскироваться, согласись. Во-вторых, если что, ты всегда сможешь выкрутиться, мол, ошиблась адресом. В-третьих, у вас логика одинаковая. Если одна баба что-то спрятала, то найти это сможет только другая баба. – Посмотрев на меня, исправился: – Я хотел сказать, женщина.

– Ладно. Давай номер дома и квартиры! – велела я.

– Улица Колхозника, дом три. Подъезд первый справа.

– Квартиру я как найду?

– Она должна быть опечатана.

– А ключи? Как я внутрь попаду?

– Не беспокойся, об этом я позабочусь. – О чем это он? Может быть, меня схватят с поличным, как только я переступлю порог дома Колесниковой? Вот Хрякину-то счастье – если посадят меня, его, стало быть, уже не посадят. Но я почти сразу отмахнулась от этих мыслей: глупость, Коля не имеет таких полномочий, как установка ментовской засады. – Значит… значит, ты пойдешь туда? – осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил он и с детским трепетом заглянул мне в глаза, пытаясь отыскать в них еще не произнесенный ответ.

– Поглядим, – сурово ответила я. – Смотря как вести себя будешь.

– Я боюсь. Я ведь не убивал, никого не убивал. Ты мне веришь?

Я посмотрела в его печальные зеленые глаза и поверила.

Вернулись мы только к обеду. Когда вошли в дом, гостеприимная Анна Михайловна уже накрывала на стол. Угощаться предлагалось жареной картошкой, аппетитно посыпанной радующей глаз петрушкой, а также отбивными и салатом из свежих огурцов и помидоров. Затем подали чай с конфетами, но самое вкусное в меня, к сожалению, не влезло. Эх, если бы раньше знать, что дадут конфет… Уж я б тогда не стала занимать драгоценное место в желудке дурацкими овощами!

В этот раз Куприн присутствовал, но один, без жены. За время поглощения пищи он не произнес ни слова, действуя по правилу детского лагеря: когда я ем, я глух и нем. Видимо, в молодой семье опять раскол. Что за радость все время ссориться? Зато остальные были, как всегда, милы и веселы, особенно хозяйка. Я решила воспользоваться этим во имя должной когда-либо восторжествовать справедливости:

– Анна Михайловна.

– Аюшки! – радостно откликнулась та, разливая по кружкам чай.

– Мне интересно, а у вас в поселке какие-нибудь органы правоохранительные имеются? Ну, кто-то же должен за порядком следить…

– А как же, Юленька? Участковый есть, только он в другом конце поселка живет. Спивается помаленьку. А чем еще у нас заняться? Здесь тишь да благодать, сроду никаких преступлений не бывало. Тьфу-тьфу, – суеверно сплюнула она. – А то от новых застроившихся не знаешь, чего ожидать. А пока все чин чином. А зачем тебе, Юлечка, участковый?