Ядовитый привкус любви - Есения Маас

понимает в женщинах.

— Точно. — Я прижала палец к губам и качнула головой. — А ведь и правда козёл.

— Эй! — нахмурился Кейн.

— Ну, серьёзно. — Кажется, бутылка пива опьянила больше, чем я ожидала.

Да я её даже допить толком не смогла, а вот нате ж, язык развязался, да и страх куда-то ушёл. Было легко и приятно. Думать о Борисе или отце совсем не хотелось, а вот подразнить мужа…

— Ну, сам посуди. — Я прошла к плетёному креслу и уселась, водрузив ноги на стол. — За последний год у тебя было больше двадцати любовниц. Ты явно плохо разбираешься в женщинах. Очень плохо.

— Кто сказал? — Кейн сел напротив и усмехнулся. — Я был трофеем, желанной добычей, подарком, в конце концов.

— Но двадцать женщин, Кейн. Двадцать! — Я потрясла руками в воздухе, делая вид, что возмущаюсь.

— Я мужчина, Лиз. И люблю секс, разве это плохо? Я и сейчас хочу.

— Озабоченный, — скривилась я, рассердившись на улетучевшееся настроение.

— Твой озабоченный, — намекнул он подмигивая.

— Неа, — рассмеялась я в голос. — Нахрен мне такой озабоченный муж сдался. Не хочу жить, всё время оглядываясь на возможную любовницу. Не хочу и не буду. Я себя люблю Кейн. — Я убрала ноги, чтобы лучше видеть его лицо и продолжила: — Очень люблю. Мне, знаешь ли, хватило гадостей в прошлой жизни, и совершенно не хочется тащить всякую каку в новую.

— Это я-то кака? — вылупился муж.

— Не ты лично, а твоё поведение. Такая распущенность не может оправдываться только лишь озабоченностью. Мы не звери, чтобы подчинять свою жизнь инстинктам. Поэтому, когда я выберу себе спутника жизни, это будет сделано осознанно, с учётом всех возможных вероятностей. Не хочу сюрпризов через несколько лет.

— Что значит выберешь? Я твой муж, им и останусь. — Откупорив новую бутылку, Кейн залпом выпил половину и рыгнул. — Извини.

— Нормально, — махнула я рукой. — Ты мой муж на год, Кейн. Даже меньше, чем год. Хочешь скажу, почему согласилась выйти за тебя?

— Это потому что я такой привлекательный мерзавец? — Поиграл Кейн бровями. — Любая бы с удовольствием встала на твоё место.

— Нет, — ответила я, офигевая от его самомнения. — Конечно, нет. И Кейн, такая самовлюблённость не делает тебе чести. Я вышла за тебя замуж из-за давления твоего отца.

— Майкла?

— Ой, да брось врать. Джон твой отец, а Майкл был старшим братом.

— Давно знаешь? — напрягся он.

— Не очень. Да и не суть важно, давно или нет. Главное, что Джон меня фактически вынудил.

— И каким же образом? — рыкнул муж, что мне совсем не понравилось.

Лиза, Лиза… Ну кто тебя за длинный язык тянул?

— Джон сказал, что если ты не женишься в течение месяца, то он от тебя откажется, потому что ему надоели твои выходки. А ещё уточнил, что ему-то всё равно, кто станет твоей женой, но ты, якобы, желал видеть в этой должности только меня. Он дал нам год. И сказал, что если за это время мы не сможем ужиться, то так и быть, он даст разрешение на развод.

— Пожалела, значит, — вынес угрожающий вердикт Кейн.

— Ну да, — пожала я плечами. — Конечно, этот брак с какой-то стороны был выгоден и мне, я хотела дать время отцу поправить здоровье. — Тут голос дрогнул, но я всё же закончила: — Поправить здоровье и вернуться к нам. А дополнительное соглашение сделала назло тебе, — продолжила, боясь остановиться. Потому что знала, больше к этому разговору я не смогу вернуться, а расставить все точки над i и выяснить, как на самом деле обстоят дела очень хотелось.

И тут Кейн рассмеялся в голос. Даже по коленкам себя похлопал и едва не завалился вместе с креслом на гравий.

— Ты извини. — Он вытер выступившую влагу в углу глаза. — Но старик тебя одурачил, впрочем, он одурачил и меня. Ну каков, чёрт, а?! — И новый взрыв хохота совсем меня ошарашил.

— То есть, как одурачил?

— Он никогда, никогда от меня не откажется, — сквозь смех признался Кейн. — Никогда. Я единственный наследник, а старик чтит родственные связи и ни за что не оставит состояние в чужих руках. Так что, он тебя облапошил. Старый чёрт.

Отсмеявшись, он качнулся на стуле и, резко вернувшись в нормальное положение, стукнул раскрытыми ладонями по столу.

— Дерьмо.

— Что?

— Получается, что ты вышла за меня не из-за моих качеств, а из жалости. А мне это совсем не нравится. Очень не нравится. Ещё ни одна женщина меня не жалела.

— Просто смирись, — фыркнула я. — Тебе никогда не стать лучше, чем ты есть в моих глазах.

— О-о-о, нет-нет, дорогая. — Исподлобья взглянул он и облизнулся. — Ещё никто не смел меня жалеть, и тебе не позволю.

— Да ладно, чего взъелся-то? — расстроилась я. Больше на себя, за длинный язык. — Ты лучше скажи, почему ты согласился на брак? И только не надо петь про любовь до гроба со школьной скамьи, ну, или с пляжа. Никогда не поверю.

— И правильно, — кивнул он. — Джон сказал, что твой дед — Виктор — просто умолял его взять тебя в семью, потому что наша фамилия защитит тебя от Бориса.

— Дедушка знал? — опешила я. — Он знал, что этот выродок жив и ничего не сказал маме с отцом?!

— Видимо, так.

— То есть ты… — Я скосила глаза, сморщив нос. — Тоже из жалости согласился?

— Ну да. — Кейн замер. — Получается так. Но твоя причина просто ужасна.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, а потом покатились со смеху. Наверное, так и происходит — совместный смех сближает людей, даёт свободу и чувство полёта. Пусть и причина для смеха ужасает своей наивностью, предвзятостью и лёгкой злостью на одного старого, лысого засранца, любителя шикарных женщин и дорогого табака.

Отсмеявшись, я бросила взгляд на небо и, резко опустив голову, почти приказала:

— Письмо.

Пальцы вытянутой руки мелко подрагивали, во рту пересохло, а в голове уже роились мысли: я могу развестись!

— Чего? — Не сразу понял Кейн и подался вперёд.

— Я сказала: письмо, — повторила я, растягивая слова. — Ты обещал, что если я схожу на свидание, ты покажешь письмо отца. Свою часть сделки я выполнила, так что письмо. — Рука немного дёрнулась, но осталась на прежнем месте, хотя мне очень хотелось её спрятать, да и вообще сбежать.

— Ты ведь никогда не расслабляешься, да? — прищурился Кейн.

— Непозволительная роскошь. — Я дёрнула плечом. — Я хочу увидеть письмо, Кейн.

Подняв руки вверх, будто сдаваясь, он вытащил смятое письмо из заднего кармана джинсов и бросил мне.

Вдох — выдох.

Бояться нечего. Это же Рома, он никогда не написал бы ничего плохого.