Фея белой магии - Анна Ольховская

Немедленно сосредоточься, не смей растекаться киселем! Без твоей помощи дочери будет совсем плохо.

Но ей уже плохо!

Поначалу, едва колдун усадил Нику на алтарь, девочка попыталась соскочить с него и убежать. Но Дюбуа, одной рукой удерживая малышку на месте, другой приподнял ее подбородок и заглянул в глаза…

И ребенок замер, словно птенец перед гадюкой. Зрачки снова заплыли чернотой, голова запрокинулась, упрямое выражение постепенно сменилось неподвижной маской безразличия.

И тогда колдун заговорил. Низкий, какой-то утробный голос заполнил пространство, он давил, прижимал, размазывал. Слов я не понимала вообще, это не было похоже ни на один из европейских языков. Что-то очень древнее, очень злое, очень жестокое говорило сейчас голосом Дюбуа.

И почти зримо обволакивало тело моей дочери, проникало внутрь, отравляло душу.

И оттенок Никиных глаз начал меняться. На смену пушистому бархату южной ночи наползал ледяной мрак бездны.

Солнышко мое, лапеныш родной, держись, сопротивляйся, не сдавайся! Мама здесь, рядом, возьми все, что есть у меня, до последней капельки! Я укрою тебя, спрячу, защищу! Возьми мою жизнь, возьми мой свет!

ВОЗЬМИ МОЙ СВЕТ!!!

Не могу сказать, что рекомендовала бы всем и каждому хоть раз в жизни пережить разделение души и тела. Опасная это все-таки штука и весьма неприятная. Зато последствия могут быть самыми неожиданными. В моем случае это ощутимый рывок в развитии ментальных способностей, я научилась управлять силой духа.

Потому что у меня все получилось.

Сначала тоненький, робкий, но разраставшийся с каждым мгновением, от меня потянулся луч света. Он вовсе не походил на солнечный, к примеру, все было на уровне ощущений. Если вокруг колдуна и Ники клубился сгусток черной энергии, то от меня струился радужный, сплетенный из бесконечной любви, нежности и веры поток. Занятый своим камланием Дюбуа сначала не обратил на него внимания, поток был слишком слабым. Но он рос, крепчал, начинал бурлить и переливаться.

Пока не обрушился всей мощью на кокон зла. И сгусток взорвался, разметав в пространстве обрывки гнилых мыслей и жестоких намерений.

Колдун хрипло вскрикнул и схватился за голову, а Ника… Моя малышка тряпичной куклой упала на алтарь, глаза закатились, все тело сотрясалось в конвульсиях.

Пыталась просочиться ренегатская мыслишка: «Что же ты наделала?» Но на рефлексию не хватало сил, я и так едва держалась. Спасительное забытье уже нетерпеливо топталось за спиной, сжимая мою голову пуховыми ладошками. Рано, рано, рано!

И ничего я не наделала! Да, знаю, малышке сейчас невыносимо плохо, но это очистительные судороги, так выходит просочившийся мрак. Я чувствую это. И из последних сил наполняю своего ребенка светом материнской любви.

– Ты!!! – прорычал колдун, поворачиваясь ко мне. – Что ты наделала?! Ты чуть не убила свою дочь!!!

Заткнись. И не мешай. Я и так едва держусь, а тут еще ты со своей бабской истерикой.

Давай, солнышко, давай, помогай маме. Гони прочь липкую гадость, закрывайся от зла. Тебе больно, родная, я знаю, я ведь тоже чувствую это. И забираю боль себе, сколько могу. Мы справимся, вот увидишь. Свет сильнее мрака, так было, есть и будет всегда.

Поток становился все прозрачнее, пока не растаял совсем.

И вместе с ним почти растаяло мое сознание. Последнее, что я увидела, прежде чем отключиться, была перекошенная дикой злобой физиономия колдуна.

А знаете, на этот раз мне в отключке очень даже понравилось – Ника, Лешка, я и даже Май бултыхались в бассейне. Судя по природе, это происходило дома, в Подмосковье. И пусть все вокруг было незнакомым: и коттедж, и деревья, и участок, но я чувствовала – это и есть НАШ дом. Ощущение бесконечного, пузырящегося счастья заполняло все пространство вокруг. Радостный смех дочи, играющей с повизгивающим от избытка чувств псом, нежный взгляд моей половинки – я не хочу уходить отсюда, не хочу! Реальность, поджидающая меня за гранью сна, тошнотворна. Господи, молю тебя, пусть именно она окажется сном! Ведь то, что происходит сейчас, и на самом деле мало похоже на привычную и объяснимую реальность. Это ведь просто очередной ночной кошмар, да? Пусть и немного затянувшийся. А то, что я сейчас вижу, и есть моя нынешняя жизнь. Да? Да? Да?..

Нет.

Об этом мне услужливо сообщил запах. Вернее, омерзительная вонь, буквально выбившая меня из радужного мира. Пробкой от шампанского вылетела я оттуда и, как и положено пробке, со всей дури врезалась в реальность, обрушившую на меня вслед за вонью боль.

Мне бы рассопливиться от горя, а я валяюсь и тупо радуюсь вони и боли. Почему? Да ведь я – по-прежнему я, целая и повредимая. Очень даже повредимая. Осатаневший от ярости колдун вполне мог вышибить из меня дух во всех смыслах слова. И сидела бы я опять в бутылке, словно микстура от поноса.

А так – нога болит, голова болит, ребра болят, да так, что дышать тяжело. Проще сказать, что не болит. Язык. Потому что не работает.

Интересно, а что насчет управления этой грудой вторсырья? Паралич прошел? И кстати – а где я, собственно, нахожусь? Почему так смердит?

Вот сейчас все и узнаем. Пора – не пора, открываю глаза. Кто не спрятался, я не виновата.

А никто и не прятался, потому что некому. Стонущее нечто, по недоразумению все еще именуемое Анной Лощининой, было единственным одушевленным предметом в сарае для хранения удобрений, основным ингредиентом которых был, если судить по определенным изысканным ноткам, навоз. Не знаю, в каком виде выпускают сие благолепие во Франции, наверняка гранулируют, но воняет он интернационально. Во всяком случае, от аккуратно сложенных в углу сарая мешков, возле которых изволила почивать я, несло именно им. Дерьмом-с.

Да уж, неслабо я раздраконила очаровашку Паскаля. Судя по ощущениям, он решил поиграть в асфальтовый каток и не один раз проехался по мне, а потом распорядился зашвырнуть туда, где, по его мнению, мне самое место.

Спасибо, дяденька, что не убил вовсе. Остальное я как-нибудь переживу, потому что живу!

Как там дела у Никуськи? Я закрыла глаза и попыталась настроиться на дочь. Но то ли слишком вымоталась накануне, то ли и на самом деле всплеск паранормальных способностей возможен лишь в минуты крайней опасности – сейчас у меня не получилось ничего.

Ладно, главное – моя малышка жива. Это я знаю совершенно точно. А еще я теперь знаю, где находится Лешкина душа. Она там, в логове Дюбуа. Тогда, в момент максимального напряжения, когда сопротивление зла стало почти невыносимым, со стороны одной из закрытых полок колдуна прилетел ослепительный шарик света. Лешкиного света. И зло мы победили вместе.

Но в то мгновение я не стала акцентировать на этом внимания, чтобы Дюбуа ничего не понял. Иначе он перепрячет бутылку, и будет гораздо сложнее вернуть Лешку.