Плач Абалона - Джейн Уэлч

– Тудвала тоже нельзя предупредить, – вздохнул Кеовульф, потирая затылок. – Решит небось, что все бельбидийцы одна шайка, связанная общим заговором.

– И тогда… война? Представь, если король Дагонет услышит про бельбидийский заговор против его драгоценной дочери…

– Войны начинались и с меньшего, – согласился Кеовульф. – Придется помалкивать. Все, что в наших силах, это обеспечить безопасность Кимбелин.

– И еще приглядывать за принцем Ренаудом и теми, кто может быть с ним в сговоре, – добавил Халь.

– Угу. Скажем, за Тапвеллом и Хардвином. В конце концов это ведь Тапвелл предложил устроить скачки. Хотел отвлечь чье-то внимание?

Халь задумался. Принц Ренауд был не в состоянии хоть что-то сделать незаметно для остальных он ведь все время скакал бок о бок с Тудвалом. А вот Хардвин и Тапвелл по каким-то странным причинам отстали.

Вдруг Кеовульф рассмеялся.

– Да нет, ерунда это все. Не мог Ренауд ничего подобного замыслить.

– Почему же? – спросил Халь.

– Да потому что он глуп, как пень.

– Согласен. Но вдруг, поняв, что трон Бельбидии от него ускользает, Ренауд тут же поумнел?

– Да, – кивнул Кеовульф, – если дело выгорит, добыча его ждет немалая. Хардвин бы не стал в это ввязываться. А вот Тапвелл… Ренауд мог предложить ему земли, деньги…

– Да у Тапвелла и так всего достаточно! Целое баронство Овиссия. Что еще человеку нужно?

– Это ты так говоришь потому, что у тебя самого нет баронства, – ответил Кеовульф и тут же заговорил громче – задержавшийся Хардвин оказался слишком близко и мог их услышать. Вот взять, скажем, Огдена. У него, пожалуй, и хижины своей нет. Уверен, он считает, что ты вполне удовлетворен своим дворянством. А ты полагаешь, что баронский титул – предел мечтаний. Будь у тебя…

– Знаю, – перебил его Халь. – Большинство из нас все время хочет оказаться на ступеньку выше, чем стоит. Такова природа человека – вечно ему мало. – Фраза звучала напыщенно, но нельзя было, чтобы Хардвин заподозрил неладное.

– Ну, если не считать тех немногих, у которых вовсе ничего нет, – с философским видом добавил Кеовульф.

– Это противоестественно, – присоединился к их беседе Хардвин.

– Отнюдь нет. Разве вам не случалось замечать, что крестьяне-простолюдины более довольны своей жизнью, чем прочие? – спросил его Кеовульф.

Халь стал думать об этом и вспомнил, как мила Май. А потом – как холодно она стала относиться к Каспару, сделавшись достаточно взрослой, чтобы понять непостоянство его ухаживаний. Впрочем, сейчас это все не важно. Халь бросил взгляд на Хардвина, потом посмотрел в спину принцу Ренауду. Что делать?

– Сир, лорд мой Халь! – К нему скакал во весь опор Огден. – Сир, справа что-то не то. – Сержант тяжело дышал, его конь взмок.

– Рассказывай, – велел Халь.

Огден кивнул на север, в сторону череды острых скал.

– Отсюда не видать. Там стервятники кружатся, а на деревьях полно воронов. Если я что-нибудь понимаю, больно их много для обычной падали.

Брид ушла в глубь холодной башенной комнаты и сидела там. Каспар сперва пытался с нею заговорить, но девушка не слушала.

Вид из окна был чудесный. Блестящие воды реки струились между зеленых буков, темных елей и тополей с шумными кронами. Река напоминала оброненный кем-то кушак. Бессчетное множество тропинок, пересекавшихся друг с другом, петляло между деревьями, будто накрыв лес волшебной сетью; по ним здесь и там степенно ходили животные. Кто проложил эти пути, Каспар не знал.

Голод напоминал о себе. Каспар оторвался от окна и задумался о том, сколько их тут продержат без еды. Лесничий поместил пленников в круглой комнате под самой крышей. По пути сюда они проходили мимо нескольких закрытых дверей, одну Талоркан отворил, что бы дать Брид заглянуть внутрь. За нею на стенах висели богатые гобелены, пахло крепким вином. На низком столике были разложены фрукты, а на диване лежала обнаженная девушка и тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. Подле нее сидели две печальные женщины, облаченные в легкие шелка. Каждая из трех была красива по-своему: одна – бледная и черноволосая, другая – белокурая, с бронзовой кожей, третья – будто выточена из черного дерева, а глаза карие. Брид с ее медными локонами дополнила бы эту коллекцию, с отвращением подумал Каспар. Талоркан не сводил с нее глаз.

– Конечно, им довольно грустно здесь, – заметил он, – но без их красоты мне не было бы счастья. Однако ради тебя я отпустил бы их всех. В твоих руках ключ к их свободе и радости. Как только ты отдашься мне, я позволю им перейти в блаженство, что лежит за лесом.

Потом он опять запел.

Смотреть, как плачет девушка, было тяжело. Брид побелела.

– Здесь нет моей вины, – заговорила она. – Их страдания не положишь к моему порогу.

Песня Талоркана сделалась еще нежнее, по его губам скользнула самодовольная улыбка.

– Учти, красавица, – сказал он, вводя пленников в круглую комнату. – Слушай их плач и помни, что единственный ключ к их свободе у тебя в руках.

С этими словами он вышел и запер дверь.

И вот Каспар сидел, привалившись к стене, и смотрел за окно. Сколько они тут уже находятся? Дни, недели?.. Оставалось лишь скрипеть зубами. Так часто делал Халь. Тьфу, пропасть! Что за дурацкая привычка? Чтобы от нее избавиться, Каспар прикусил кончик языка. Непрерывающийся плач, что доносился снизу, вонзался в самое сердце. Брид молчала, только теребила кончик косы.

Каспар начал терять самообладание. Неужели Брид не видит, что лесничий хочет ее обмануть? Впрочем, возмущаться несправедливо: он сам чувствовал на себе силу песни Талоркана. И все же Каспар не мог избавиться от мысли, что Брид недостаточно сопротивляется, и злился.

Теперь, названный по имени, гнев выплеснулся из глубины сердца, залив все тело. Да, Каспар злился на Брид. До сих пор жрица казалась ему воплощением совершенства, и вдруг нате вам – застыла и жалеет саму себя. Лучше бы подумала, как им отсюда выбираться, воспользовалась Свирелью! Но нет: только держит ее в руках и поглаживает блестящее дерево пальцами. Каспар глядел на Деву почти с отвращением.

– Раз ты нас сюда затащила, изволь вытащить обратно, – резко сказал молодой человек, позабыв про Папоротника – тот сидел посреди комнаты, хныкал и в отчаянии рассматривал свои удлинившиеся пальцы.

– Как ты смеешь со мной так говорить? – вспыхнула Брид, и Каспар вдруг понял, что боится. Боится потерять ее дружбу, боится ее презрения. Всеведущая высшая жрица, исполненная мудрости и понимания она всегда была так сильна, так возвышалась над ним. С первой их встречи Каспар боготворил Брид. И впервые увидел ее слабость.

– И как ты смеешь меня винить? – гневно продолжила она.