Клеопатра и Антоний. Роковая царица - Наталья Павлищева

Царица еще раз внимательно посмотрела на себя в зеркало, усмехнулась:

— Да, диетой и плаванием уже не поможешь, слишком много потеряно времени.

Немного погодя рабы уже несли ее носилки к Серапеуму.

Поднимаясь по ступенькам, Клеопатра еще раз почувствовала, насколько сильно постарела. Легко взбежать на самый верх, как делала когда-то, заставляя Хармиону спешить следом, задыхаясь, теперь не получалось. Стараясь не подать вида, что тяжело, дважды останавливалась, словно любуясь видом Александрии, но обманывать было некого, верная Хармиона и без пристального наблюдения знала, что хозяйка после рождения четвертого ребенка сильно сдала и поправилась.

Жрец приходу не удивился (они вообще чему-нибудь удивляются?), кивнул:

— Пойдем.

И вопрос задал спокойно:

— Чего ты хочешь?

— Дай средство, чтобы удержать его.

Клеопатра понимала, что жрецу не нужно объяснять, кого именно, сам знает.

Некоторое время тот думал, потом покачал головой:

— Он тебя погубит.

— Знаю.

— Уже погубил. Он дал тебе то, что не нужно.

— Я хочу его удержать, это отец моих детей.

— Божественная, ты погубишь не только себя, ты погубишь и детей, и Кемет.

Теперь молчала Клеопатра, она понимала, что жрец говорит правильно, но сердце кричало: нет! Горячее сердце не могло поверить, что нет никакой надежды удержать, хотя бы на время, хоть на год, на месяц, на день, на час.

— Я люблю его.

— Он уйдет в поход.

— Это не спасет.

— Ты можешь спасти и себя, и его, только если откажешься от своей мечты.

— Какой?

— У тебя одна главная мечта.

— Я постараюсь.

Жрец снова сокрушенно покачал головой, но достал откуда-то небольшой сосуд и протянул Клеопатре.

— Благодарю.

— Зря, это гибельный напиток. Нет, все будет как надо, только приведет к гибели.

Подумав, Клеопатра решила не использовать зелье, пока не убедится, что все остальное не помогает.

— Ты решил, куда поедешь — в Афины или в поход?

Он не дурак и сразу понял вопрос. Если поедет в Афины к жене, то Клеопатру потеряет и никакого похода не будет. Если соберется в поход, то встречаться с Октавией царица просто не позволит.

Может, Марк Антоний и хотел бы повидаться с римской женой и детьми, но египетская не оставляла выбора, не могла оставить, делить мужа с кем-то Клеопатра тоже не могла. Антоний написал Октавии, чтобы оставалась в Афинах и не плыла в Александрию.

Но в тот же день Клеопатра заметила, как Марк провожал взглядом молоденькую рабыню, привлекательно покачивавшую бедрами. А зеркало подтвердило, что от взбирания по ступенькам Серапеума стройности не прибавилось. Вот если бы бегать вверх и вниз каждый день, но это просто невозможно, она стала дышать, как буйволица. Время не щадит никого, той тоненькой девчонки, что очаровывала Цезаря, уже не было, и вернуться она не могла, прошли годы, забрали молодость, остался только опыт и разум. Хватит ли их, чтобы не разрушить свою жизнь?

Жрец сказал, что Марк Антоний погубит ее, а она сама себя, его, детей и даже Кемет. Нет, она сделает все, чтобы этого не произошло.

Но средство царица все же применила, Марк Антоний просто забыл, что существует Октавия и все молоденькие служанки тоже…

Он пошел в поход, не на Парфию — на Армению. Победил, вернулся, гордый своей победой.

Но триумф возможен только в Риме, а путь туда Марку Антонию был заказан, в Риме уже хозяйничал Октавиан, который сделал все, чтобы соперника опорочить. Октавиан подставил ловушку Марку Антонию и, главное, Клеопатре, и они туда попали. Он прекрасно понимал, что египетская царица не допустит встречи Марка с Октавией и тем самым нанесет сильнейший удар по репутации Антония в Риме. Октавия славилась как образцовая женщина, верная, порядочная, прекрасная жена и хозяйка. Променять такую на египетскую шлюху мог только совершенно негодный человек.

Не страшно, если мужчина имеет любовницу, даже многолетнюю, не страшно, если у него дети от этой любовницы, ведь браки чаще всего заключаются по расчету. Но отказываться от жены и Рима в пользу египтянки…

Марк Антоний не подозревал еще об одной подстроенной каверзе. Друг Октавиана Меценат не зря покровительствовал писателям, философам, поэтам, ему было нетрудно сочинить нечто от имени Антония. Это нечто, по задумке Октавиана, Мецената и Агриппы, оказалось… завещанием Марка Антония.

В Риме завещания писались просто. В Большом Общественном доме, помимо нескольких должностных лиц, например консула, если у того не было своего особняка, жили шесть весталок, у которых и хранились подобные документы. Каждый гражданин Рима мог прийти и собственноручно написать завещание, которое скручивалось, перевязывалось и укладывалось на хранение. Таких завещаний у весталок хранилось немыслимое количество. Когда человек умирал, его завещание вскрывалось и оглашалось прилюдно.

Бывали исключения, но очень и очень редко, даже завещание Цезаря не смогли оспорить, хотя оно было совершенно неожиданным. И вдруг…

В Рим принесли весть об удачном походе Антония на Армению, конечно, это не вожделенное Парфянское царство, которое никак не давалось римлянам, но поход дал богатый урожай, захвачены новые земли, огромная добыча… Марк Антоний добился своего — снискал славу великого полководца.

На сей раз сообщение не от него, и сомневаться в достоверности не приходилось. Это означало необходимость триумфа. Но для триумфа нужно приезжать в Рим. Октавия откровенно радовалась, что муж вернется, прекрасно понимая, что Клеопатра в Рим не поедет. Радовались дети, хотя давным-давно забыли, как выглядит папа, а младшая и вовсе его не видела.

Октавиан смотрел на сестру, светившуюся тихим счастьем от одной мысли о муже, и злился. Ему самому Марк Антоний в Риме был вовсе не нужен. Любимец армии и женщин, которому вовсе не нужно вызывать к себе ненависть, чтобы возбудиться, добродушный красавец… Ему простят все грехи, забудут и Клеопатру, и детей от нее, и вранье про победу в Парфии, зато будут с восторгом кричать слова приветствия только за то, что не свернул себе шею в этой Армении.

Нет, для Октавиана Марк Антоний нужен на Востоке, а лучше вообще нигде. Вот-вот закончится срок подписанного между ними последнего триумвирата, из которого Лепид вышел давным-давно, отдав Африку Октавиану и удалившись в свое имение. Еще немного, и руки у Октавиана будут развязаны, но ему никто не позволит начать гражданскую войну. Октавиан искал и не мог найти выход из положения. Этот выход должен быть изящным, настолько изящным, чтобы никто не заподозрил дурного и не сказал слова против.

Но пока решение не находилось. Однако война против Антония — дело будущего, а сейчас Октавиан одно знал точно: он не должен допустить появления Марка Антония в Риме, а для этого нельзя допустить его триумфа. Как можно заставить сенат объявить консула врагом Рима? Или хотя бы отказать ему в заслуженном триумфе?