Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

Переводя дух, Маккензи глотнул чая. Пауэрскорт пытался угадать место назначения. Поскольку комптонские кумушки не проведали, где прячется подруга каноника, видимо, самая сельская глушь.

— В полутора милях от станции, сэр, началась длинная аллея, обсаженная липами. Кебмен сказал, что вот сюда и ездит джентльмен в рясе. Я расплатился и быстро, осторожно пробрался к дому. Очень красивый большой дом, сэр. Старый, может, еще с елизаветинских времен, такой квадратный, будто крепость, и внутри двор, а вокруг всех четырех стен ров с водой. Ров содержат в порядке, это уж нынче редко где увидишь. Я подошел как раз тогда, когда объект входил в парадную дверь. Было десять пятнадцать. Укрывшись среди деревьев, я стал наблюдать.

Бдительное наблюдение Маккензи могло длиться часами, даже днями. Однажды в Индии, выслеживая агентуру на редкость вредоносного набоба, он не спал трое суток.

— Активность наблюдалась не особая, лорд. Несколько раз шмыгали слуги — доставляли провизию с домашней фермы, один раз проходил ветеринар к хворавшей лошади. К двенадцати все стихло, только потом от дома странно загудело что-то. Что за шум, я не понял.

— Возможно, полуденный колокольный звон, Уильям? Колокола какой-нибудь соседней церкви?

— Нет, точно не колокола, лорд.

Жуя бисквит, Маккензи перевернул страницу своей книжечки. Пауэрскорт подумал, что пора бы подбросить дров в камин, но не хотелось прерывать рассказ.

— Движение началось примерно через час. Запах пошел с кухни, и очень даже аппетитный запах. В четырнадцать тридцать пять к подъезду опять подали экипаж. В четырнадцать сорок пять объект сел в него и уехал.

— Одет он был по-прежнему, Маккензи? Не переоделся во что-нибудь из его дорожного саквояжа?

— Одет был точно так же, сэр. Зато настроение, как я по лицу его увидел, у него стало вроде бы получше. Когда экипаж покатил к станции, я со всех ног кинулся следом и, добежав до платформы, успел заметить, что он сел в поезд на Колфорп, где пересадка. Обратный билет у него был взят до Комптона, так что он должен был вернуться в город к четырем. Сам я остался там и кое-чего разузнал.

Просмотрев несколько страничек своих записей, Маккензи продолжал:

— Тут вообще, лорд, есть над чем поразмыслить. Сведения у меня из трех источников. Во-первых, молодой кебмен, очень общительный, болтливый, знает про все и в их местечке, и далеко кругом. Затем подрезавший кусты в своем саду сельский викарий, с которым я поговорил. Викарии — как правило, надежный местный источник информации, сэр, — но этот, как ни странно, был вообще не в курсе насчет визитов объекта; он даже не подозревал, что к ним из Комптона каждую неделю приезжает высокое духовное лицо. Ну а потом я снова вернулся к тому дому, сказал, что я из окружного архитектурного надзора, что мне поручено сделать реестр всех старых зданий со рвами. Тогда меня повел смотреть, показывать вокруг строения тамошний дворецкий. Вот от него-то информации больше всего.

Маккензи, как отметил детектив, явно тянул с конкретным сообщением. Очевидно, что-то его смущало.

— Называется эта усадьба Мэлбери-Клинтон, лорд. Дворецкий рассказал, что ею владеет уже двенадцатое поколение семейства Мэлбери. Старинный католический род. Прятали у себя святых отцов, иезуитов, со всего края, пока агенты сэра Фрэнсиса Уолсингема[33]не разнюхали гнездо этих врагов Реформации.

Пауэрскорт про себя подивился познаниям Маккензи относительно вельмож елизаветинской эпохи.

— Они все до сих пор католики, лорд. У них цела и та домашняя часовня, где под полом когда-то прятались иезуиты. Там и сейчас дважды в неделю служат мессы. В субботу, когда приезжает католический патер из Эксетера, и в полдень по четвергам. Вот какой гул я слышал, стоя за деревьями.

— Вы хотите сказать, Уильям, что комптонский англиканский каноник ездит туда присутствовать на мессах?

— Нет, сэр, я вам не это хочу сказать. Он не присутствует — он сам проводит их. Объект служит мессы в домашней часовне Мэлбери-Клинтон уже восьмой год.

— Господи помилуй! — нахмурился Пауэрскорт. — Вы уверены, Уильям?

— Сэр, я только передаю вам то, что мне рассказал дворецкий. Мне не хотелось очень наседать с расспросами, он мог бы заподозрить, что я обследую вовсе не рвы и вовсе не для окружной комиссии архитектурного надзора.

— Что он дословно сказал относительно их месс по четвергам?

Маккензи полистал свою книжечку.

— Я записал, как только вечером сел в поезд, лорд. Он сказал: «Каждый четверг приезжает служить у нас мессу почтенный иезуит».

Иезуиты! Пауэрскорт представил эту железную гвардию Контрреформации[34], веками направляемую папской Коллегией пропаганды на всевозможные поля сражений за души и сердца верных католиков. Христос всемилостивый! Что творится в тихом церковном городке?

— И насчет его огромного саквояжа, лорд. Там у него, наверно, облачение иезуита для богослужений в часовне Мэлбери-Клинтон.

— Несомненно, — сказал Пауэрскорт. — Вы поработали великолепно, Уильям. Завтра я дам вам еще одно поручение.

Ночью Пауэрскорту привиделся сон. Он в церкви, но не в Комптонском соборе, а каком-то ином храме, возможно в Кембридже или же Оксфорде. Все скамьи до отказа заполнены молодежью, толпа оставшихся без мест теснится сзади. Величаво и вдохновенно гудит орган. Священников не видно, но в воздухе над паствой вдруг возникает призрак. Пауэрскорт знает, что это дух Джона Генри Ньюмена, самого знаменитого в XIX веке перебежчика из стана англиканцев в лагерь католичества. Призрак Ньюмена манит молодых людей за собой, к выходу. Скамьи постепенно и все быстрей пустеют; уход прихожан, внявших призыву оставить саму англиканскую церковь, превращается в массовое бегство. Тут возникает другой призрак, который, простирая руки, зовет к истинной вере. И этот второй призрак — комптонский архидиакон.

Утром, устроившись за письменным столом в кабинете Джона Юстаса и положив перед собой расписание поездов, Пауэрскорт начал писать письма.

Он написал декану: выразив надежду, что это особенно не затруднит, попросил сообщить имена и адреса родителей двоих погибших певчих. Вообще, Пауэрскорт остерегался контактов с людьми из собора, опасаясь за их жизнь, если они не причастны к убийствам, и опасаясь за свою голову, если все-таки причастны. Слишком памятна была та ночь блужданий среди храмовых надгробий, когда с лесов рухнули плиты. Сомнения были даже относительно епископа, человека вроде бы не от мира сего, однако, по информации Патрика Батлера, служившего когда-то в гренадерской гвардии. Сомнения были относительно декана, столь бесстрастно ожидавшего жуткой процедуры опознания. Сомнения вызывал и архидиакон, с его регулярным паломничеством на мессы в Мэлбери-Клинтон.