Когда Пора Отступиться - Блейк Пирс

– Скажи мне, Райли, тебе нравится Оскар Уайльд? Он такой остряк, не правда ли? «Я могу противостоять всему, кроме искушения». Лично я считаю, что его чудовищно недооценивают. Он был не просто сочинителем острот и испускателем колкостей. Лишь немногие оценили философскую силу его лучших работ, например, «Тюремной исповеди». Он написал её в тюрьме, если ты не знала. Наверное, я именно поэтому чувствую с ним такую связь.

Райли не была удивлена литературным познаниям Хэтчера – ей было известно, что за годы, проведённые за решёткой, он получил потрясающее самообразование – однако она не понимала, куда он ведёт этими разговорами об Оскаре Уайльде.

Хэтчер откинул назад голов, как будто пытаясь что-то припомнить.

– А какое понимание человеческой природы. «Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо глупы». Прямо в точку… Я тебе когда-нибудь говорил, Райли, что считаю тебя очаровательной? Если уж на то пошло, то и себя. Ни в одном из нас нет ни грамма глупости.

Он наклонился поближе к Райли.

– Оскар писал кое-что и о слабости – о слабых людях. Что-то очень точное и очень честное. Странно, что я не помню. Может быть, ты подскажешь?

– Нет, – сказала Райли.

Хэтчер посмотрел ей прямо в глаза.

– Интересно, из тех людей, с кем ты уже поговорила, показался ли тебе кто-то особенно слабым?

Когда Райли ничего не сказала, Хэтчер погладил свои колени и встал на ноги.

– Что ж, было приятно поболтать, рад, что мы поняли друг друга. До скорой встречи.

Райли тоже встала.

– Но ты ничего мне не сказал, – сказала она.

Хэтчер рассмеялся.

– Конечно, сказал. Просто мои слова замедленного действия. Очень скоро ты всё поймёшь. Но достаточно ли скоро? Успеет ли кто-нибудь умереть? Это не моя забота. В общем, мне пора возвращаться к работе, как и тебе, я полагаю.

Он пожал плечами.

– А может быть, ты хочешь побыть здесь ещё немного, насладиться воспоминаниями. Скажи, а папа тебе когда-нибудь пел?

Ярость Райли всё росла. Она никогда не слышала, чтобы её отец пропел хоть одну ноту за всю свою жизнь. Но какое до этого дело Хэтчеру?

Тут Хэтчер пропел на удивление хорошим голосом:

Там, где кончается радуга,

Спрятан горшочек сладенький,

– Прекрати, – прорычала Райли, но Хэтчер продолжал петь:

Но для меня, моя маленькая,

Ты дороже богатств…

Неожиданно он резко замолчал и улыбнулся своей тёмной улыбкой. Он смотрел на её запястье.

– Носишь мой подарок, я смотрю, – сказал он.

Райли вздрогнула, осознав, что он говорит о золотой цепочке.

Она вспомнила, как сказала Хэтчеру во время их последней встречи: «Я никогда её не надену».

Но вчера вечером она впервые её надела.

И почему-то не стала снимать.

Хэтчер промурлыкал:

– Это напомнило мне об одолжении, которое ты мне должна. Оно очень простое. Не снимай её.

Он развернулся и молча вышел из хижины. Трясясь всем телом, Райли снова опустилась в плетёное кресло. Через пару минут она услышала, как заводится и отъезжает машина Хэтчера.

Райли посмотрела на браслет на своём запястье.

Ей отчаянно хотелось снять его, назло Хэтчеру.

Но она почему-то не могла.

И сможет ли когда-нибудь?

Но сейчас она не может тратить время на размышления об этом.

Ей нужно раскрыть дело.

Райли вышла из хижины и поехала по петляющей дороге к шоссе, зная, что должна принять решение. Куда ей поехать? Точно не домой. Она хотела вернуться к делу, но не знала, как

Билл и Люси были сейчас в кампусе Бярса, проверяя каждую зацепку – вряд ли она сможет чем-то им помочь. Она могла поехать в Квантико и заставить Флореса найти ещё информацию по студентам Бярса или отследить женщину, которая рассказала Кори Линз, что дочь Уэбберов повесилась – казалось, что она исчезла с лица Земли. Райли могла лишь надеяться, что с ней рассчитались, и теперь она спокойно живёт где-то.

Она знала, что Флорес зашёл в тупик в обоих вопросах, а у неё не было новых заданий для него.

Ей нужно было подумать, может быть, на этот раз ей наконец удастся хоть как-то понять этого убийцу. Она заехала на парковку перед маленьким кафе и какое-то время просто сидела в машине. Она закрыла глаза и стала представлять убийцу. Всё, что она чувствовала по его поводу, был страх. Всё, что она видела, это напуганные лица погибших девочек и выжившего мальчика. Наконец, она тряхнула головой и сдалась.

Райли глубоко вздохнула и пошла в кафе. Она села в одиночестве за столик и заказала кофе и пирожное. Когда ей принесли заказ, она глотнула кофе и стала обдумывать то, что было уже известно по делу.

Хэтчер должен был сказать ей что-то полезное. Но что?

«Мои слова замедленного действия», – сказал Хэтчер.

Райли вздохнула. В этом был весь Хэтчер – он любил вот так её подразнить. Но у неё не было времени для «замедленного действия», ведь убийца наверняка уже готовился к новому убийству. Она должна была понять смысл его слов как можно скорей.

Она стала проигрывать в уме их беседу.

«Тебе нравится Оскар Уайльд?» – спрашивал он.

Потом он бросил пару его цитат – что-то о противостоянии искушению, и другую, о том, что люди очаровательны или глупы. А потом была ещё одна цитата, которую Хэтчер не помнил или притворился, что не помнит – ведь ничто не уходило от капкана разума Хэтчера. Райли была уверена, что он отлично её помнит.

Что-то о «слабых».

«Что-то очень точное и очень честное».

Она достала телефон и начала поиск по словам «Оскар Уайльд», «цитаты» и «слабый».

Через несколько секунд она нашла её: «Худшая форма тирании, которую знал мир, – тирания слабого над сильным. Это единственная форма тирании, которая ещё держится».

Райли почувствовала, что начала понимать.

Цитата, очевидно, нашла отклик у Хэтчера, как и у неё самой.

Слабость и зло всегда были тесно связаны у неё в голове. Убийцы, на которых она охотилась, обычно были по сути своей слабы. Как и политиканы и боссы, которые так часто строили ей козни – ей в голову тут же пришёл подлый бюрократ ОПА, Карл Волдер.

Но Хэтчер явно имел в виду что-то конкретное.

Убийца, которого она пыталась выследить, носил особую отметку слабости.

Но какую?

Пока единственным возможным подозреваемым у них был Пайк Тозер.