Аквитанки - Юлия Галанина

– Ну что, девицы, вам от меня понадобилось? – чуть насмешливо спросила она.

– А ты точно та самая Мефрэ? – решила уточнить Жаккетта.

– Та самая… – спокойно подтвердила женщина.

– И бабка твоя Мефрэ? – не унималась Жаккетта.

– И мать, и бабка, и я Мефрэ!

В ответах хозяйки чувствовалось, что она забавляется страхом и недоверчивостью глупых посетительниц.

– Что там у вас? Парень стороной обходит или ребеночка сделал, да бросил?

– Ты можешь сделать так, чтобы пожилой мужчина, потерявший способность любить женщин, опять ее приобрел?

Неразличимая под плащом Жанна медленно роняла слова, неотрывно глядя в воду каменного корытца, из которого пили домашние птицы.

– Я тебе хорошо заплачу.

Женщина, не торопясь, бросила последнюю горсть травы курицам, аккуратно вытерла руки о фартук и, смерив взглядом фигуру Жанны, сказала:

– Да, госпожа графиня. Я могу сделать так, что герцог Барруа обретет утраченную способность любить молоденьких девушек. Но это будет дорого стоить!

Вот тут–то Жаккетта поняла, что перед ними настоящая колдунья! Да еще какая! Враз отгадала, кто они и для кого нужно зелье!

А поняв, решила сбежать от греха подальше и подождать госпожу на улице.

Но Жанна вцепилась ей в локоть и, как якорь, держала их на скамье.

– Я согласна…

Жанна откинула ненужный теперь капюшон.

Она тоже удивилась и испугалась, как быстро колдунья узнала ее, но отступать было поздно.

– Задаток сейчас! Пойдемте!

Колдунья направилась прямо в курятник.

Удивленные девушки, приподняв юбки и осторожно обходя куринные подарки, последовали за ней.

В темном, усыпанном перьями и уляпанном пометом углу, куда по доброй воле, без нужды, ни один бы человек не сунулся, обнаружилась незаметная крохотная дверь.

Крутые ступеньки увели куда–то вглубь, не то в подвал, не то в землянку.

Подземная каморка уже больше походила на ведьмовское пристанище.

Пока Жанна выкладывала на грубо сколоченный стол золотые монеты, Жаккетта, с любопытством и страхом, озиралась. Кругом висели пучки сухих трав, какие–то причудливые коренья, плотно набитые мешки и корзины. Под одной корзиной нашлась и черная толстая кошка, позыркивавшая на посетительниц желтым глазом.

Приметив в углу новенькую метлу, Жаккетта так и ахнула в душе:

«Ну точно, на шабаш на ней голой летает!»

После осмотра стен ее взгляд, наконец, зацепился за стол и Жаккетте стало по–настоящему страшно: подсвечником свече служила скрюченная, высохшая человеческая рука, точнее, кисть руки. Обтянутые темной кожей кости цепко охватывали толстую восковую свечу, горевшую ярко и ровно.

Колдунья перехватила ее взгляд и, улыбаясь, пояснила:

– Это рука повешенного. Когда его повесили поближе к небу. я отрезала у него руку, плотно запеленала ее в кусок савана, чтобы кровь ушла, засолила и высушила. Теперь она мне верно служит. За своим зельем придете послезавтра.

* * *

… Выйдя за ворота, Жанна и Жаккетта, не сговариваясь, припустили так. что пятки засверкали. Но путь их лежал не к отелю: они торопились к ближайшей часовне.

* * *

– Ну а как же! Какая колдунья, да без мертвой руки?!

Аньес выслушала рассказ Жаккетты с видом учителя, принимающего урок у ученика.

– А еще у нее обязательно есть свеча, сделанная из жира, натопленного с удавленных, воска и северной травы. Она вставит эту свечу в мертвую руку, зажжет и все вокруг оцепенеют – делай, что хочешь! А еще она, наверное, оборачивается черной кошкой и бегает по ночам по соседским крышам. А может наоборот: подсовывает кому–нибудь заколдованную вещь или еду – и тот человек становится зверем, ну хоть той же курицей… Кто знает, может это люди заколдованные ей яйца несут? Ты уж там не трогай ничего, от греха подальше, вдруг тоже закудахтаешь! А что на шабаш летает – и разговору нет! Филлиппа говорит, что ее кума говорит, что соседка кумы сама видела: как–то ночью она шла из кабачка, а эта Мефрэ на метле куда–то неслась, голышом и простоволосая! А вокруг нее дьявол так и вился, так и вился!

* * *

Пузатая скляночка темного стекла стояла на столе, поблескивая в огоньке свечи выпуклым боком.

– Ложку снадобья подольешь в питье и твой герцог запрыгает козликом! – колдунья пересчитала принесенные монеты и опустила в свой кошель.

Она стянула двумя завязками его матерчатое горло, ограниченное посеребренным кольцом, довольно покачала увесистый мешочек в ладонях и повесила обратно на пояс.

– И постарайся его вашей бордосской кухней угостить – это ему тоже пылу прибавит. Вино, рыба, пряности…

– Дорогое у тебя ремесло, но опасное. Не боишься? – не удержалась, и спросила Жанна.

Ее возмущал тот снисходительный, чуть презрительный тон, с которым простая горожанка, пусть и колдунья, разговаривает с ней, придворной дамой.

«Тыкает, как равной, ведьма чертова!» Но Жанна нуждалась в услугах колдуньи куда больше, чем та в деньгах (если судить по округлости ее кошелька). Приходилось терпеть.

– Потому и дорогое, – усмехнулась Мефрэ. – Все мы под Богом ходим…

Набитый кошель приятно тяжелил ей бок и она немного разговорилась:

– Раньше, при одном из прежних герцогов, Артуре, тяжело таким, как я, было. Жгли пачками. Сейчас легче. Все хотят мандрагору иметь, да не одну. А к кому за ней идут? Ко мне. Хоть герцог, хоть виллан. И зелья приворотные – отворотные кто сварит? Мефрэ, опять же… Вот что, госпожа Жанна, если еще золотой дашь, скажу что–то интересное для тебя.

Но у Жанны больше монет не было, а в третий раз прийти сюда она ни за какие бы блага не согласилась. Поэтому она не узнала. что за час до нее, такой же пузырек, с таким же содержимым получила баронесса де Круа.

На выходе из курятника на девушек внезапно напал колдуньин петух.

С наскоку долбанув клювом в ногу Жанну, он отскочил и с боевым видом стал подбираться к Жаккетте.

– Ах, ты, сволочь!

Жаккетта ухватила попавшуюся под руку жердь и заняла оборонительную позицию, оберегая скривившуюся от боли госпожу.

Драчливый петух после каждого ответного выпада Жаккетты еще больше рвался в бой. Он топорщил яркие перья и боком–боком подступал к девушкам.

Прижав под плащом к груди заветный пузырек, Жанна поспешно дохромала до выхода. Жаккетта, прикрывавшая ее отход с тыла, спиной выбралась к уличной ограде и, с облегчением запустив в хвостатого забияку жердиной, нырнула в калитку.

Стоя на пороге курятника, колдунья смеялась в фартук.