Заявление на увольнение - Марина Вуд

— Твоими молитвами Игорь, твоими молитвами.

Совершенно неожиданно для меня, мужчина дергает резко за стул и разворачивает меня к себе. От чего я оказываюсь зажата между ним и стулом. Я упираюсь руками в его грудь.

Боюсь ли я его? Нет. Не боюсь. Но признаю, это было неожиданно.

— Не язви. Тебе это не идет, — грозно шипит мне в лицо, а я со всей силы пытаюсь его оттолкнуть

— Да пошел ты! — выплевываю ему прямо в лицо.

Он зол. Очень. Я вижу с какой силой он стискивает зубы. Несколько секунд он колеблется, но все же отпускает меня вместе со стулом и так же резко отстраняется.

— Как там сын? Он ведь школьник уже. Взрослый совсем, — он разворачивается ко мне спиной и размашистым шагом проходит по приемной.

Так вот зачем ты приперся сюда. Отцовское чувство сыграло. Ну-ну.

— Чего тебе надобно, Игорь? — поднимаюсь и подхожу, останавливаясь у него за спиной.

— Ничего. Просто хочу поужинать с тобой, — он делает вид, что рассматривает картины, висящие на стене. Хочу про сына узнать.

— Про кого? Про сына? Ха-ха-ха! — я начинаю истерично смеяться. Самому то не смешно? — закрываю глаза и устало провожу рукой по лицу.

— Не ерничай. Иван ведь мой сын и я хочу о нем побольше узнать. Я могу конечно и сам. Он ведь в триста седьмой школе учится, если я не ошибаюсь, — он обходит меня и садится обратно на диван.

— О, как! Справки навел, — я присела на край своего стола и сложила руки на груди. Значит так, Игорь. МОЙ — я делаю акцент на этом слове, — сын считает, что его папа погиб в Чечне. Каждый год в день памяти, мы носим к памятнику погибшим солдатам цветы, — я вижу, как ему становится неприятно от моих слов и поэтому продолжаю говорить, — Ваня резко и остро реагирует на то, что у него нет отца. Его классная руководительница однажды назвала его безотцовщиной, и он ей за это резиновую змею подложил в сумку. Ребенку пришлось научиться стоять за себя в такие моменты. — взгляд Игоря начинает метаться.

Ему больно и неприятно, а мне его ничуть не жаль.

— Тебя для него не существует, Игорь. Если ты заявишься к нему в школу, то ты его только напугаешь. И будь уверен в том, что он не воспылает к тебе безропотной любовью.

Вознесенский молчит, а меня начинают душить слезы. Не за себя. Нет. Мне за Ваню обидно. Каждой маме болит душа за ее ребенка. Мне всегда казалось, что мой сын как будто чем-то обделён. Когда ему было четыре года, он приходил из сада и просил взять папу его друга Максима к нам на прокат, на выходные. Потому что видел, как папа играет с Максом, как несет его в сад на плечах. И ему тоже хотелось так же. Но у него была только мама, которая обделяла его вниманием. А обделяла, потому что мне надо было пахать как мужику, чтобы обеспечить нормальную жизнь своему ребенку. И кроме меня о нем никто и никогда не заботился.

— Просто поужинай со мной, Арина. Иначе мне придется проверить на практике его реакцию на меня, — его слова возвращают меня в реальность.

И я не успеваю ничего ответить, потому что в этот момент открывается дверь кабинета и появляется Тим.

— Привет, Игорь! Извини, что заставил ждать. Проходи, — он махнул рукой приглашая Вознесенского внутрь.

— Тимох, старик, извини, — Игорь поднимается со своего места, подходит и жмет ему руку. Мне уже тоже бежать пора. Дела. Сам понимаешь.

— Еще раз извини, что так получилось, — Тим по-дружески хлопает его по плечу.

— Ничего. Зато мы с твоей помощницей мило поболтали.

Да уж. Милее некуда.

— Будем на связи Тим, — он разворачивается у двери. До встречи Арина Николаевна.

Надеюсь, она больше не состоится.

Флэшбэк

— Игорь! Ты слышишь меня? — мой голос срывается на крик.

— Слышу, — отвечает таким ледяным тоном, от которого вода в океане сможет замерзнуть.

— Почему ты тогда молчишь? — я сжимаю трубку телефона настолько сильно, что мне кажется еще чуть-чуть и я ее раздавлю в руке.

— …

— Алло!

— Это не мой ребенок.

— Что значит не твой? — почти каркаю хриплым голосом, потому как давлю в себе слезы.

— У меня не может быть детей.

Я не знаю, чего мне сейчас больше хочется, плакать или смеяться?

— Что за бред? С чего ты это взял?

Я понимаю, что у нас все было всего-то только один раз и в это трудно поверить. Но беременность это уже факт. И его надо принять.

— Мне бывшая жена сказала, что у меня почти бесплодие.

— Почти?.. Ты шутишь?.. Тебе тридцать лет, как ты можешь нести эту ересь?

— Думай как хочешь.

— Я в положении Игорь. Мне страшно. Я не знаю, что мне делать…

Я слышу в трубке неуместный издевательский смех.

— Арина, Арина… Какое разочарование… Пытаться таким способом удержать меня возле себя очень низко… Ты потерялась в моих глазах.

Я слушаю его речь и совершенно не узнаю. Это совсем другой человек сейчас. Я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю. Что такого могло произойти, что он так резко изменился?

— Если ты не веришь мне, мы можем сделать тест-ДНК. Это не проблема в нашем мире. Я…

— Ты обыкновенная шкура Арина, которая расставила ноги и залетела. Все. Не звони мне больше и не неси этот бред.

Он сбрасывает звонок.

В квартире царит полумрак. Я сижу за столом и смотрю в одну точку перед собой. Это такое странное чувство — шок. Я не бьюсь в истерике и наломаю себе руки. Я не плачу. Плакать я буду потом все девять месяцев. Сейчас я сижу и просто пытаюсь переварить все сказанные им слова и собрать их во едино.

Сейчас я как будто нахожусь в виртуальной реальности. Как в игре. Как в матрице. Мне кажется, что все это происходит не со мной. Что все происходящее это какой-то бред.

А еще Игорь…

Да кто это вообще разговаривал со мной по телефону? Это, наверное, был не он. Это не может быть он. Это точно был не он. Нет. Нет. Нет. Я не знаю этого другого человека. Это все словно какая-то глупая шутка с его стороны. Игорь никогда бы мне так больно не сделал. Он никогда бы ничего подобного мне не сказал. Ведь он так красиво ухаживал за мной. Такие слова говорил, от которых асфальт плавился под ногами. В любви признавался. Подарки дарил. Это же не могло быть просто так.

Или могло?

Существует пять стадий горя: отрицание, гнев, торг, депрессия, и принятие. Последняя стадия началась, когда родился ребенок. Тогда уж мне было не до душевных терзаний. Моя жизнь перевернулась с ног на голову. Разделилась на до и после. Но это все было потом. А сейчас… Сейчас началась только первая — отрицание.

Сейчас я сидела и смотрела в одну точку перед собой. Мне было страшно, больно и одиноко. В душе образовалась пустота. Чувства несправедливости и вселенской безысходности опутали меня словно паутиной. В тот момент я, наверное, медленно умирала. Точнее умирала моя душа. Мой мозг пнулся изо-всех сил. Он пытался помочь моему бедному сердцу, которое было уже в предсмертной агонии.