Грань времени - Райса Уолкер

– Ладно, – говорю я ему. – Но… зачем?

– Потому что я не хочу, чтобы ты слишком долго думала о нем. Мне кажется, это опасно. Я помню, ты говорила, что ты не его Кейт, но я хочу, чтобы ты точно помнила, что ты моя Кейт.

Будильник зазвонил пятнадцать минут назад, но я все еще лежу в постели, пытаясь привести в порядок свой мозг. Мысли о вечеринке и столкновении с Евой борются с гораздо более приятными воспоминаниями о той части вечера, что я провела с Треем. Он доставил меня к порогу за несколько минут до двенадцати, как и обещал, и подарил последний, целомудренный поцелуй, который, по его мнению, был уместен, просто на тот случай, если кто-то подглядывал в окно. Случайный наблюдатель мог бы купиться на это, но мы все еще тяжело дышали после долгого перерыва на уединенной парковке с видом на ручей.

Кроме папы, который покорно сидел на диване с книгой, когда я вошла, в доме никого не было слышно. Я коротко ответила ему на вопрос, хорошо ли я провела время («Да, замечательно!» вместе с поцелуем в щеку), а затем упорхнула вверх по лестнице.

Но сейчас уже утро, и мне нужно доложить команде, что прошло все далеко не так замечательно.

И все же первым делом я вбиваю в поиск изображений Google «Пруденс» и «кирист». Фотографий я не нашла, но есть десятки рисунков и картин, все очень похожие, в том числе немало изображений ее с огромным животом. Даже в клипарте лицо четко очерчено, волосы длинные и вьющиеся, и вся картина тревожно похожа на меня. Но разница все же есть. На большинстве картин изображено лицо, немного шире моего, особенно лоб. Нос у нее слегка короче, форма губ чуть-чуть другая. Грудь у нее определенно больше, но на большинстве картин она беременна, а на других изображается как богиня плодородия, и я никогда не видела богиню плодородия с обычного размера грудью.

Из любопытства я провожу подобный поиск и в других религиях. Рыжеволосых Марий я не нашла, но есть белокурые Марии, Марии-брюнетки и Марии почти всех национальностей. Изображения различных индуистских богинь лишены такого разнообразия, но их внешний вид, по крайней мере, несколько меняется от одной картины к другой. У меня такое чувство, что никто больше не страдает от того, что их постоянно сравнивают с Марией или Лакшми[21], либо с полубогиней или покровительницей любой другой религии.

Я прямо в пижаме спускаюсь на кухню, прихватив с собой iPad, а Дафна стоит по стойке «смирно» у дальнего конца столешницы. Она слишком хорошо выдрессирована, чтобы схватить что-нибудь со стола, но, похоже, что все же не теряет надежды заставить кусочек, а может быть, и все блюдо спрыгнуть со столешницы на пол. Пока что это не работает.

Папа, который режет овощи, стоя у раковины, поручил Коннору взбить яйца. Но Коннор помешивает их вместо того, чтобы взбивать, а это значит, что у нас будет резиновый омлет. Я кладу свой планшет на другую сторону столешницы и протягиваю руки к большой серебряной чаше.

– Я справлюсь с этим. Но ты можешь сделать доброе дело и налить су-шефу немного кофе.

– С радостью. – Коннор отдает мне миску и берет кружку из шкафа. – Вы с Треем хорошо провели время?

– Мы очень хорошо провели время, но и очень непросто. Кэтрин будет завтракать с нами?

– Не уверен. Она еще спала, когда я вошел… проверить, как она там.

– Я знаю, Коннор, – говорю я с сочувственной улыбкой. – Все в порядке. Я уже не маленький ребенок. Вам, ребята, больше не нужно это скрывать.

– Ладно, что ж, тебе придется прояснить это с твоей бабушкой. И я подозреваю, что ты не хочешь вести с ней этот разговор, верно? – Он натянуто улыбается мне, протягивая кофе.

Я отвечаю ему многозначительным взглядом.

– Так почему ты интересуешься Кэтрин? – спрашивает Коннор.

– Просто думаю, стоит ли подождать и рассказать всем, когда она тоже будет здесь.

– Она плохо спит из-за смены лекарств, поэтому я расскажу ей все подробности позже, – после той вспышки гнева, во время нашей встречи за пиццей прошлой ночью, Кэтрин, наконец, получилось убедить обратиться к врачу, чтобы скорректировать прием лекарств.

– О’кей. – Я беру молоко из холодильника и наливаю немного в свой кофе, затем вливаю порцию побольше к яйцам и снова начинаю взбивать с чуть большей силой, чтобы омлет получился красивым и пушистым. – Итак, папа, ты знал, что Кэррингтон Дэй принадлежит киристам?

Он оглядывается через плечо, отрываясь от плиты.

– Э… нет. Я определенно упомянул бы об этом.

– Именно так я и подумала.

– А кто такой Кэррингтон Дэй? – спрашивает Коннор.

– Правильнее будет спросить – что такое Кэррингтон Дэй?

– Ладно, и что же такое Кэррингтон Дэй?

– Школа Кэррингтон Дэй сливается с Брайар Хилл, – говорит папа. – Это было решено еще в январе, сразу после того, как я начал преподавать. Во всяком случае, в этой временной линии. Кейт этого не помнит.

– Вчера вечером я выяснила, что Кэррингтон Дэй – киристская школа. Я не знаю, принадлежит ли она официально киристам, но вечеринка проходила в доме Евы Конвелл. У ее бабушки и дедушки в гостиной висит картина, изображающая Пруденс в натуральную величину, с огромным животом. У меня было такое чувство, что я смотрю на себя в кривое зеркало.

– Я так понимаю, что ты не задержалась надолго, – говорит папа.

– Верно. Трею нужно было перекинуться парой слов с одним учителем, который уходит на пенсию из Брайар Хилл, но мы ушли сразу после этого.

– Харви Тилсон, верно? Он был на больничном с тех пор, как я начал преподавать.

– Да. Тот, кто решил провести его вечеринку по случаю ухода на пенсию и прием в честь Кэррингтон Дэй одновременно, явно не спрашивал его мнения на этот счет. Он был в ярости. Сказал, что потратил десятилетия на изучение этих шарлатанов, и, в общем, он считает это слияние плохой идеей. И что оно превратит Брайар Хилл в инструмент пропаганды.

– Это, вероятно, и правда опасно для науки, хотя я думаю, что это более серьезная проблема для социальных наук. Но я сомневаюсь, что это повлияет на мой отдел. Как можно политизировать математику?

Коннор фыркает.

– Арифметические задачи, Гарри. «У тебя есть десять яблок. Ты отдаешь одно яблоко Киру. Сколько яблок у тебя осталось?» И правильный ответ будет: «Это зависит от обстоятельств. Если у тебя их всего девять, Кир не посчитает тебя достойным».

Мы прикидываем еще несколько потенциальных арифметических задач. Ни одна из них не пестрит остроумием, а шутка Коннора о вычитании неверных из мирового населения – самый настоящий черный юмор.

– Ну, – наконец говорит Коннор, – это определенно означает, что ты больше не пойдешь в школу.