Тихий центр - Тамара Лисицкая

В квартире Вадима было тихо и печально, несмотря на дизайн. Елка молчала, не звенела серебряными колокольчиками — была искусственной, и игрушки тоже искусственные. Замок закрылся без скрипа. Тишина и горе.

И тут Таня не выдержала, подкралась к двери седьмой квартиры и прижалась ухом к ее нечистой поверхности.

Тишина.

Таня стояла в странной позе, вжималась в дверь, молоточки и наковальни в ее ухе работали, как ненормальные, впитывая даже стук снега по подоконнику в проклятой квартире. Но больше ничего…

Остаться здесь, у двери. Когда-нибудь он выйдет. Просто посмотреть ему в глаза.

Настя Вторая успела несколько раз толкнуть Алешеньку в снег, прежде чем он рискнул сделать то же самое. Было у Насти инфантильное, эксцентричное желание поваляться накануне Нового года в снегу. И вот свершилось.

— Давай, падай рядом!

— Там холодно!

— Да ладно ты! Ты ж одет, как чукотский охотник!

— Мама будет ругать!

— Ты уже взрослый! Ты можешь сам принимать решения!

— Мама говорит, что я не должен быть самостоятельным, потому что не умею отличить опасное от неопасного!

— Как это не умеешь? — Настя Вторая приподнялась на локте, приминая снег. — Сегодня ты несколько раз не разрешил мне идти на красный!

— Да. На красный свет ходить нельзя! Красный свет — прохода нет!

— Кипяток — это опасно?

— Опасно!

— Открытый балкон на десятом этаже — опасно?

— Опасно!

— Полежать в снегу — это опасно?

— Опасно.

— Нет, Алешенька! Лежать в снегу в течение пяти минут совсем не опасно. Опасно лежать в снегу голым час!

— Я не буду лежать в снегу голым час!

— Тогда иди сюда на пять минут!

— Хорошо.

В общем, Настя окунула его в снег в четвертый раз. Смотрели на звезды.

— Вот что, аналитик, пообещай мне, что завтра позвонишь и расскажешь, как встретил Новый год!

— Хорошо. А ты куда пойдешь?

— А, к друзьям в общагу. Куда мне еще идти?

— К нам! Мама сделала селедку под шубой!

— Нет, спасибо! Даже ради селедки я не буду смотреть на твою Настю!

— Даже ради селедки? — Алешенька страшно удивился. — Даже ради селедки?

— Да! Даже ради селедки!

Потом пришлось объяснить Алешеньке, что нужно подавать даме руку, когда встаешь из сугроба, а дама там еще валяется. Не то, чтобы Насте Второй требовалась помощь при вставании, — она и сама могла помочь встать кому угодно. Просто надо было учить недотепу реальной жизни в реальном обществе. А то цветет себе в горшке на завалинке, заботливо прикрытый салфеткой.

Возле подъезда произошла заминка. Настя не знала, поцеловать его на прощанье или нет. Как-то по-детски это, буськать в щечку. Как-то по-дурацки. С другой стороны, просто пожать руку или дать по плечу после такого классного вечера тоже не катит.

— Короче, я пошла!

— До свидания!

— Спасибо за вечер! С наступающим!

— Тебя тоже с Новым годом!

Настя развернулась и пошла, заставляя себя не махать ему рукой, не хватало еще. Внутри было светло и печально. Хорошо туснулись.

Вдруг Алешенька заверещал, заорал страшным голосом.

— Что случилось? Что? — Настя уже бежала назад, скользя по снегу, спотыкаясь об обломки детских качелей.

— Дверь не открывается! Не открывается! — Алешенька дергал дверь подъезда и плакал.

— Тише, стой! — Настя попыталась отодрать его пальцы от дверной ручки. — Тише! Сейчас открою!

Нелегко далась ей борьба с тридцатилетним дядькой. Спустя минуту Алешенька ныл в сторонке, а Настя разминала помятую кисть.

— Смотри, — она взялась за ручку, — открывается очень просто. В другую сторону… Ты что, никогда сам дверь не открывал?

— Никогда! — честно признался Алешенька. — Всегда мама!

У Тани началась какая-то очень глубоководная истерика, ее сотрясало и дергало, ей икалось, стоналось и плакалось как-то совсем неконтролируемо. Она нашла способ поднять руку повыше, сжать кулак и отвести подальше, чтоб с размаху въехать в эту поганую дверь. Ничего не делать нельзя. Бить, пока не откроют, или пока дверь не проломится под силой гнева.

Возможно, первой жертвой пала бы как раз Танина рука, но тут скрипнуло, и в подъезд вошел Алешенька с бывшей квартиранткой Лилии Степановны.

— С Новым годом! — закричал Алешенька. — С Новым счастьем!

Таня испугалась того, что придется разговаривать, обсуждать Новый год, елку, которая сейчас рядом с ней. Поэтому она быстро и тихо перебежала в квартиру Светланы Марковны. Благо, ключ свой имелся.

Чапа пискнула разок, но Таня очень недвусмысленно зажала ее крохотное рыльце ладонью. Если Светлана Марковна спит, лучше ее не будить. А если не спит, лучше ей ничего не рассказывать. Ни к чему ей сейчас тонна Таниной боли. Но вывалить куда-то весь этот интоксикат надо, организму надо срочно избавиться от Игоря, Оли… Срочно! И пусть даже на бедную, еле живую Светлану Марковну! Сейчас нет корректности, есть только рефлексы!

Только Светлана Марковна спала. Причем спала довольно спокойно. Вокруг нее поблескивали глянцем старинные сценические фото. И на них Светлана Марковна была такой умопомрачительной красавицей, что ни в сказке сказать, ни как-то еще иначе. Таня сгребла фото, отнесла на кухню и там горько рыдала и над этой потерянной красотой, и над потерянным Игорем, и над потерянным покоем.

Позвонить Игорю! Срочно позвонить! Пусть объяснит! Пусть просто снимет трубку!

Таня набрала первые три цифры, но телефон сам ожил, засветился: «Вадим».

— Да…

— Таня?

— Да…

— Я уезжаю. Поедешь со мной?

Новый год — мама — Игорь — Оля — елка — Светлана Марковна — недописанные «зубы» — Игорь — холодно — Новый год — уехать — куда? — взять вещи — какие вещи? — Игорь с Олей — плохо — Вадим. Вадим. Вадим!

— Да.

— Я в машине. У тебя есть пять минут.

— Я буду через пять минут.

Она еще раз заглянула к Светлане Марковне. Если бы та проснулась, шевельнулась, хрипнула — Таня бы осталась. Но бывшая красавица, приняв дозу себя молодой, была спокойна и светла.

Теперь рядом с ней стояла елка, очень пафосная. Как бы там ни было, но елка в Новый год всегда чуть-чуть в тему.

И Таня вышла, пожелав Чапе счастливого Нового года и пообещав ей с утра пораньше большую прогулку.

Игорь сидел на полу, обхватив буйну голову руками. Оля стояла у окна. И тишина.