Си Цзиньпин. Новая эпоха - Юрий Тавровский

После сентябрьской встречи в Ханчжоу В. В. Путин и Си Цзиньпин встречались в 2016 г. еще пару раз – на саммите БРИКС в Индии в октябре и на саммите АТЭС в Перу в ноябре. Российский лидер не поехал в январе 2017 г. в Давос, где в первом в истории выступлении китайского руководителя на Всемирном экономическом форуме Си Цзиньпином было еще четче сказано о неприятии протекционизма, о необходимости оживления затухающей глобализации, а также о готовности Китая внести решающий вклад в ее возрождение, в эффективное глобальное управление. Недаром после этого на Западе Си Цзиньпина стали величать «царем глобализации». Следующий же раунд серьезных переговоров состоялся только в мае 2017 г. в ходе Форума «Шелковый путь» в Пекине.

На пекинском форуме, на мой взгляд, проявились не только совпадения, но и расхождения в видении будущего планеты. Для Си Цзиньпина первые успехи «Пояса и пути» стали отправной точкой для еще более масштабной инициативы – постепенного перехвата лидерства в глобальном управлении. «Переходя реку с камня на камень», от одного успеха к другому, Китай приближается к долгосрочной цели плана «Китайская мечта». Похоже, взят стратегический, долгосрочный курс на превращение не просто в мощную, но даже мощнейшую державу мира. Недаром подготовленное в Пекине итоговое заявление форума было практически полностью посвящено именно проблемам глобального управления, согласованию макроэкономических курсов, экологической проблематике. Первый форум был призван стать новой площадкой для обсуждения китайской повестки реформ глобального управления. Следующий форум решено провести в 2019 г., а затем он может стать и ежегодным мероприятием масштаба G-20 – «Большой двадцатки» или Давосского форума. Недостатка в участниках не будет. Достаточно сказать, что в 2016 г. общий объем торговли Китая со странами вдоль Шелкового пути составил 954 млрд долларов, или 25,7 % от общемирового объема торговли.

В. В. Путин и Си Цзиньпин пишут все новые страницы в истории российско-китайских отношений. Кремль. 2017 г.

Россия располагает гораздо меньшими финансовыми ресурсами и экономическими позициями в Евразии. Тем не менее она тоже имеет свое видение будущего и свои собственные амбиции. Именно этим можно объяснить выдвижение в 2016 г. В. В. Путиным масштабного «авторского проекта» под названием «Большое евразийское партнерство». Этот интеграционный контур, призванный вобрать в себя не только страны СНГ, ЕАЭС и ШОС, но даже «Пояс и путь», не имеет пока четких очертаний и реальной финансовой базы. Но сам факт его выдвижения и представления на Форуме «Шелковый путь» говорит о многом. Поддержав словом и делом инициативу «Пояс и путь», благословив на участие в ней страны Центральной Азии в рамках сопряжения ЕАЭС и Нового шелкового пути, Москва все же не готова уступить Пекину первенство в Евразии. Вряд ли стоит говорить о какой-то конкуренции китайской и российской стратегий. Скорее всего, консенсус будет найден, и партнерство Москвы и Пекина останется в первую очередь стратегическим.

Исходя из этой необходимости и осознавая ограниченность возможностей активизации экономического сотрудничества, творцы внешней политики России и Китая стали готовить повестку дня для следующих встреч своих лидеров с акцентом на расширение рамок «стратегического партнерства» за счет новых элементов, особенно в областях евразийской и глобальной безопасности. Именно в них наиболее четко прорисовывается совпадение национальных интересов двух стран, которые испытывают возрастающее военное, экономическое и информационное давление Вашингтона и его сателлитов. Именно это давление вдохновляет Москву и Пекин на ответные энергичные действия, которые все чаще принимают очертания союзнических – достаточно вспомнить о совместных маневрах военных флотов, поставках современнейшей боевой техники, командно-штабных учениях по ПРО… Важно и то, что к середине лета 2017 г. закончились первые месяцы правления нового президента США Трампа, а качественных подвижек в отношениях с Китаем и, особенно, с Москвой так и не произошло.

Не секрет, что как в Москве, так и в Пекине есть немало очень влиятельных деятелей, надеявшихся на новый и благоприятный расклад карт после смены власти в Вашингтоне. Проамериканский, прозападный настрой этих деятелей объясняется не только их личными интересами: наличием секретных счетов и недвижимости, проживанием или обучением за границей членов семей, а также другими формами зависимости от Запада. В обеих странах сложились мощные «группы интересов», построившие на торгово-экономических связях с теми или иными странами или институтами Запада свое благополучие.

В России это в первую очередь некоторые банки и «естественные монополии», наладившие официальные и неофициальные связи с крупными европейскими и американскими промышленными и банковскими структурами. Они настолько мощны, что осмеливаются отходить от линии Кремля, как, например, в ситуациях с Крымом и Донбассом. Получая от партнеров сигналы о нежелательности сближения России и Китая, они всячески тормозят этот процесс через свои каналы влияния на правительственные учреждения, СМИ и экспертное сообщество.

В Китае элиты нескольких приморских регионов, процветание которых зависит от экспорта на американские и европейские рынки, тоже добиваются от Пекина уступок ради сохранения сложившейся уютной обстановки. Приход к власти Трампа, угрожавшего ввести 35–40 %-ные запретительные пошлины на китайский экспорт, вызвали в этих кругах панику. Думаю, что интересы региональных элит и связанных с ними высокопоставленных деятелей в Пекине вызвали мощнейшую финансово-дипломатическую контратаку на Вашингтон, которая после встречи Си Цзиньпина и Трампа в резиденции «Мар-а-Лаго» увенчалась временным снижением уровня антикитайской риторики.

При анализе противодействующих направлений в российско-китайских отношениях необходимо также учитывать настроения среднего класса в обеих странах. Немалая часть представителей поколений, выросших после крушения «железного занавеса» в России и начала политики «реформ и открытости» в Китае, искренне считает нынешнюю западную цивилизацию непобедимой военной, экономической и духовной силой, с которой надо договариваться о праве существовать на более или менее выгодных условиях. Рост патриотических, традиционалистских настроений среди молодежи обеих стран в последние годы понижает уровень прозападных настроений, но процесс этот только набирает силу.