Сладость на корочке пирога - Алан Брэдли

Если прежде глаза мистера Рагглса просто были выпучены, сейчас они чуть не вывалились из головы.

— Мистер Твайнинг? — переспросил он. — Мистер Твайнинг, который спрыгнул с башни?

— Мистер Твайнинг не прыгал, — сказала я. Я не могла сопротивляться соблазну утереть нос этому нахальному коротышке. — Его…

— Спасибо, Флавия, — перебил меня инспектор Хьюиттт. — Достаточно. И мы не будем больше занимать ваше время, мистер Рагглс. Я знаю, что вы занятой человек.

Рагглс надулся, как воркующий голубь, и, кивнув инспектору и нагло улыбнувшись в мою сторону, пошел по лужайке в свою каморку.

— Благодарю за доклад, мистер Пловер, — сказал инспектор, поворачиваясь к мужчине в комбинезоне, молча стоявшему рядом.

Мистер Пловер подергал себя за прядь волос, свисавшую на лоб, и без единого слова вернулся к своему трактору.

— Наши известные частные школы — это города в миниатюре, — сказал инспектор, взмахнув рукой. — Мистер Пловер засек тебя, как только ты въехала в аллею. Он тут же направился в комнату привратника.

Черт бы его побрал! И черт бы побрал старого Рагглса! Надо не забыть, когда я вернусь домой, послать им обоим по кувшину розового лимонада, просто чтобы показать, что я не держу на них зла. Было уже слишком поздно в этом году для анемонов, так что анемонин исключался. С другой стороны, смертоносную белладонну, хотя и незнакомую, можно найти, если знать точно, где смотреть.

Инспектор Хьюитт подал конфедератку и мантию сержанту Грейвсу, который уже достал несколько листов оберточной бумаги из чемоданчика.

— Превосходно! — сказал сержант. — Она, судя по всему, избавила нас от ползания по черепице.

Инспектор одарил его взглядом, который мог бы остановить несущуюся лошадь.

— Простите, сэр, — сказал сержант, внезапно залившись краской и занявшись упаковыванием.

— Расскажи мне подробно, как ты нашла эти вещи, — сказал инспектор Хьюитт, как будто ничего не произошло. — Ничего не упускай — и ничего не добавляй.

Пока я говорила, он записывал быстрым микроскопическим почерком. Сидя напротив Фели, когда она за завтраком писала в дневник, я наловчилась читать вверх ногами, но заметки инспектора Хьюитта были не более чем крошечными муравьями, марширующими по странице.

Я рассказала ему все: от скрипа стремянок до моего чуть не ставшего роковым падения, от шатающейся черепицы и того, что было спрятано под ней, до моего хитроумного побега.

Когда я закончила, я увидела, что он нацарапал пару знаков внизу записи, но, что они означали, не смогла понять. Он захлопнул записную книжку.

— Благодарю тебя, Флавия, — сказал он. — Ты нам очень помогла.

Что ж, по крайней мере у него хватило честности признать это. Я выжидающе стояла, желая большего.

— Боюсь, сейфы короля Георга недостаточно глубоки, чтобы отвозить тебя домой дважды в сутки, — сказал он. — Так что увидимся по дороге.

Он стоял, плотно упираясь ногами в траву, с таким выражением лица, которое могло обозначать что угодно.

Через минуту данлопские шины «Глэдис» радостно зашуршали по бетону, оставляя инспектора Хьюитта «и других того же сорта», как выразилась бы Даффи, все дальше и дальше позади.

Не успела я отъехать на четверть мили, как меня догнал и перегнал «воксхолл». Я махала как сумасшедшая, когда они ехали мимо, но лица, смотревшие на меня из окон, были мрачны.

Через сто футов вспыхнули тормозные огни, и авто съехало на обочину. Когда я подрулила к ним, инспектор опустил стекло.

— Мы отвезем тебя домой. Сержант Грейвс погрузит велосипед в багажник.

— Король Георг передумал, инспектор? — надменно поинтересовалась я.

Его лицо омрачило выражение, которого я никогда раньше у него не видела. Могу почти поклясться, что это было беспокойство.

— Нет, — ответил он. — Король Георг не передумал. Но я передумал.

Не то чтобы я хотела драматизировать, но этой ночью я спала сном проклятых. Мне снились башенки и отвесные выступы, куда ветер с океана доносил запах фиалок. Бледная женщина в елизаветинском платье стояла рядом с моей кроватью и шептала мне в ухо, что зазвонят колокола. Старый морской волк в штормовке чинил сети вместе с совой, а далеко в море крошечный аэроплан прокладывал себе путь к садящемуся солнцу.

Когда я наконец проснулась, солнце светило мне в окно, и у меня разыгрался сильный насморк. Не успела я спуститься вниз к завтраку, как уже использовала все носовые платки из комода и вынуждена была приложиться к отличному банному полотенцу. Не стоит говорить, что я была сильно не в духе.

— Не приближайся ко мне, — сказала Фели, когда я пробиралась к дальнему концу стола, громко сопя и чихая.

— Умри, ведьма, — парировала я, скрещивая пальцы.

— Флавия!

Я склонилась над своей кашей, помешивая ее уголком тоста. Несмотря на крошки подгоревшего хлеба, которые должны были оживить ее, вязкая дрянь в миске все равно на вкус была словно картон.

Потом был толчок, прыжок в сознании, словно в плохо смонтированном фильме. Я уснула за столом.

— Что с тобой? — услышала я вопрос Фели. — Тебе плохо?

— Она погрузилась в обессиленную дрему по причине беспутного образа жизни или давешнего дебоша, — заявила Даффи.

Даффи недавно читала «Пелэм» Бульвер-Литтона, по нескольку страниц перед сном, и, пока она не закончила, мы ежедневно за завтраком становились жертвами ее туманных фраз в стиле, таком же жестком и негнущемся, как кочерга в гостиной.

Я размышляла над ее словами, когда Фели внезапно подскочила на стуле.

— Боже мой! — воскликнула она, быстро расправляя пеньюар вокруг себя, словно саван. — Это еще кто такой?

Около французской двери виднелся чей-то силуэт, он смотрел на нас, сложив ладони ковшиком и приложив к стеклу.

— Это тот писатель, — пояснила я. — Который занимается сельскими усадьбами. Пембертон.

Фели взвизгнула и унеслась наверх, где, как я знала, она нацепит обтягивающий голубой шерстяной костюм, припудрит утренние прыщи и продефилирует вниз по лестнице, притворяясь, что это не она, а, например, Оливия де Хэвилленд. Она всегда так ведет себя, когда в дом приходит незнакомый мужчина.

Даффи равнодушно глянула в его сторону и вернулась к чтению. Как обычно, все было предоставлено мне.

Я вышла на террасу, плотно прикрыв дверь за собой.

— Доброе утро, Флавия, — сказал Пембертон с улыбкой. — Ты хорошо спала?

Хорошо ли я спала? Что за вопрос? Вот я стою здесь на террасе, с сонными глазами, на голове воронье гнездо, из носа течет как из крана. Кроме того, разве вопрос о качестве сна не является прерогативой тех, кто провел ночь под одной крышей? Я не была уверена, надо посмотреть в «Битонском полном справочнике по этикету для леди». Фели подарила мне экземпляр на мой прошлый день рождения, но с тех пор он служил подпоркой под ножку моей кровати.