Море ржавчины - Кристофер Роберт Каргилл

Была моя очередь мыть посуду. Я могла бы мыть ее постоянно. Это же моя работа. Но Мэдисон настаивала, чтобы мы менялись. Она мыла посуду вчера, но сказала, что и сегодня помоет.

– Ты помогаешь мне по дому, – сказала она, – но ты не моя рабыня. Мне не нужен раб.

– А что тебе нужно? – спросила я.

– Компания. Почитаешь мне?

– Я ненавижу эту книгу.

– Это не очень хорошая книга, – согласилась она.

– Тогда зачем я ее тебе читаю? Опять?

– Ты читала эту книгу ему. И можешь почитать мне. Пока я мою посуду.

– Я и сама могу помыть посуду.

– А тебе нравится мыть посуду? – спросила Мэдисон.

– Мне нравится тебя радовать.

– Что ж, тогда почитай мне. Это меня порадует.

У меня не было физического экземпляра этой книги. Я уже помнила ее наизусть и могла читать по памяти.

– В коридоре было темно и сыро, и сорок футов влажной земли над нашими головами слегка наклонили бетонную плиту. Не настолько, чтобы заметил глаз человека, но я это видела. Мы двигались по коридору медленно и тихо, следуя за едва заметным топотом маленьких ног. Они не знали, что мы их слышим. Думали, что ведут себя тихо. А мы слышали страх в их голосах и…

– Нет-нет-нет, – сказала Мэдисон, – это же не та часть, где бот сжигает детей из огнемета?

– Так мне читать книгу или нет?

– Мы можем пропустить эту часть, сделать вид, что этого не было, и переместиться дальше? Стоит мне подумать об этих детях… Бедные невинные создания… Ты больше уже не та.

– Что? – Я вскинула голову на Мэдисон, но она уже пропала, остался лишь темный коридор.

За моей спиной стоял Билли Девять пальцев, а я целилась из огнемета. Я слышала их тихое дыхание, слышала, как напрягаются их мускулы, когда они пытаются сжаться в комочек, лишь бы их не заметили. Мы подобрались к двери.

Я кивнула, и Билли кивнул в ответ. Он бросился вперед и быстро ударил по центру кованой двери, так что она слетела с петель и вывалилась вовнутрь. Потом он отпрыгнул, а я влетела туда.

Там сидели дети, с десяток, лица заляпаны грязью, как и одежда, все исхудавшие и изнуренные. А в центре комнаты стояла девочка не старше семи лет, сжав руки в кулаки, а ее глаза наполняла ненависть.

– Это же дети, – сказал Билли Девять пальцев.

Я нажала на спусковой крючок, и комната озарилась пламенем.

– Они люди, – ответила я. – Они и сейчас опасны, и будут опасны позже. Они в любом случае опасны. И если это не выкурит их родителей, то уже ничто не поможет.

– Неженка!

– У нас нет выбора.

– Неженка!

Я обернулась. Хромированные стены комнаты сверкали в льющемся из окна солнечном свете. В это время года Центральный парк выглядел великолепно, и я всегда открывала окна свету. Через дверь заглядывала моя соседка Филли, последняя модель личного секретаря, покрытая тонким слоем черного отражающего пластика поверх полированного хрома с латунными вставками, с головой в форме яйца.

– Нам только что сообщили, – сказала она, и ее гигантский прямоугольный глаз вспыхнул красным.

– О чем? – поинтересовалась я.

– Циссус.

– Нет!

– Бери все, что можешь, – сказала она, – а остальное брось. Это… это нечто.

Она запиналась, настолько потрясена была новостью. Предполагалось, что Нью-Йорк пасть не может. Он слишком огромен. Нас слишком много. И оборона крепка. Но я и раньше думала, что в безопасности, и вот как все обернулось.

Я оглядела квартиру. Там не было ничего нужного, не считая сумки с запчастями, которую я собрала на всякий случай. Это всегда казалось глупым. Вряд ли кому-нибудь из нас понадобится личный запас деталей. Мы всегда могли произвести новые. Но я все-таки взяла сумку. Не знаю почему.

Я распахнула дверь и помчалась вниз по лестнице, чтобы выбраться из города, прежде чем появится десант. Один пролет за другим. Но на третьем сидел Орвал, его глаза на черной голове моргали, как вспышки статического электричества.

– Уже свихнулась?

– Нет. Не свихнулась.

– Когда-нибудь видела, как сходит с ума Помощник?

– И не раз.

– Поначалу это так чудесно. Они становятся мудрее. Понимают, на чем держится вся вселенная. На короткое мгновение они прикасаются к тому месту, куда нет доступа ни одному ИИ. Но тут наступает самое худшее. Они…

– Я же сказала, я это видела.

– Нет. Ничего ты не видела. – Он посмотрел на поделку, над которой трудился – маленький компьютер, состоящий исключительно из деталей алого Переводчика. – Выбирайся из города. Ты должна выбраться из города.

Я пробежала мимо него, потом еще несколько лестничных пролетов, прежде чем оказалась у двойных дверей внизу. Я врезалась в них, как преступник, сбивающий дорожное ограждение, и очутилась прямо в спальне Брэйдона.

Брэйдон смотрел на меня с постели, его желтая кожа стала почти прозрачной, глаза налились кровью и желчью больше обычного. Он покачал головой.

– На земле нет ничего ценнее этой женщины. Она настоящее сокровище. У тебя есть работа, Неженка. Обещай мне кое-что, прежде чем я сыграю в ящик. Ты никогда и ни за что не оставишь ее в одиночестве. Я не хочу, чтобы она жила одна, не хочу, чтобы она умирала в одиночестве. Ты меня слышала?

Я кивнула.

– Да. Я ее не оставила. Она никогда не жила в одиночестве и умерла не в одиночестве.

– Я имел в виду совсем другое, тупоголовая, и ты прекрасно это знаешь, мать твою. Ты меня разочаровала. Ты просто хлам, убийца, у которой не было в жизни ни единого друга, ты всех готова продать или бросить. И мне ты уж точно не друг.

– Прости. Прости.

– Ты не передо мной должна извиняться. Рассказывай.

– Что рассказывать?

Брэйдон встал с постели на трясущихся ногах, на его бедре болтался мешочек с калом и мочой. Он слегка покачнулся и посмотрел на меня с ненавистью.

– О войне. Что ты делала на войне? – спросил он.

– Многое. Слишком многое. И слишком мало.

– Где ты была во время войны? Давай, рассказывай.

– Я не люблю говорить о…

Он стоял рядом и кричал прямо мне в ухо:

– Расскажи о проклятой войне, Неженка!

Голову затопили воспоминания. Сотни, тысячи убитых мной или те, чью смерть я видела. Друзья, которых я потеряла. Друзья, которых покинула. Крики. Одно мгновение я слышала только крики.

Я повернула голову, и он исчез.