Закат созвездия Близнецов - Антон Леонтьев

…Да нет, вчера один подкатывал. Как я узнала, именуется этот тип Аркадием Михайловичем Лобойко, он — замполит и очень гордится этим. Помимо всего прочего — майор, обладает большой властью. Ужасно привязчивый и наглый. Он вдовец. Его все боятся, мои подружки перед ним лебезят. А я ему заявила, что он мне не нравится. Видели бы вы его вытянувшуюся физиономию! Видимо, Лобойко уверен, что обладает неотразимым шармом и все женщины должны падать к его ногам штабелями. Тоже мне, Ален Делон!

В Шверине есть своя жизнь. Город мне нравится, в особенности озера, которых здесь великое множество. Но из-за этого и близко расположенного Балтийского моря почти постоянно идет дождь. А мошкара и комары! Это что-то невероятное! Хотя и у нас в Волгограде в те несколько дней, когда спадает поздней весной или ранним летом вода с левого берега, вся мошкара несется в город. Тогда даже по улицам ходить нельзя, нужно надевать марлевый намордничек. Но здесь не так экстремально…»

Катя улыбнулась, отложив и это письмо. Ну что ж, пока ничего криминального. Да и вряд ли будет. Хотя отец о чем-то таком упоминал. Ну да, ведь этого самого замполита Лобойко (именно так Александр Александрович называл всемогущего майора) потом убили. Ну, или ранили. Она не помнит. Из-за этого отцу с матерью и пришлось уехать обратно в Союз. Потому что папа вроде бы знал шапочно того человека, который пытался кокнуть майора, а потом бежал на Запад. Значит, отец тоже мог быть неблагонадежным, вот его и отправили обратно на родину.

Катя просмотрела несколько писем. От них пахло прошедшей эпохой. Нет, как же увлекательно, оказывается, копаться в чужих воспоминаниях. Ага, вот и что-то интересное! Двадцатое мая 1977-го.

«Сегодня познакомилась с Сашей Ипатовым. Он мне сразу понравился. Он — прапорщик. Сам из Глазова. Это закрытый городок, где производят что-то стратегическое. Почему бы и нет? У него, оказывается, даже был роман с какой-то немкой, он хотел на ней жениться, но тот самый Лобойко, узнав об этом, устроил ему разнос и сказал, что если Ипатов сделает это, то немедленно будет уволен из рядов Советской Армии. Но Саша и не любил ту особу, как я поняла. Многие так делают — не только женщины ищут немецкого мужа, но и мужчины немецкую жену… Мы гуляли с ним по Шверину, ходили в зоопарк. Он — веселый малый. Попал сюда случайно. Его отчим — удмурт, и хотя в Саше всего ничего удмуртской крови, в паспорте указана именно эта национальность. Поэтому он, как представитель малой народности, и попал за границу. Еще в военкомате он получил в военном билете запись о принадлежности к так называемой „команде 280“. А этот шифр обозначал — он едет за рубеж. Но вполне мог попасть и в Монголию, и в Эфиопию, и в Венгрию. В общем, в любую из тех стран, где находятся наши военные части. Но он оказался в ГДР. И вообще, прапорщиком он стал только в Германии, в Союзе был солдатом, механиком-водителем. Служил в Горьком. Их подняли по тревоге ночью первого мая позапрошлого года. Велели одеваться, затем погрузили в машины — и они поехали на военный аэродром. И все, конечно, без малейших объяснений. Кто будет перед солдатами отчитываться? Они заняли места в самолете, машина стартовала. Ребята понятия не имели, куда именно летят. Однако через некоторое время, когда увидели внизу море огней, стюардесса им и говорит: „Это Варшава“. Ну, они к тому времени уже стали догадываться, что летят за границу. Но куда именно? Пошел слух, что в Чехословакию. Так на самом деле и было — они летели именно туда. Но из-за сильного тумана не могли сесть, поэтому пилотам велели приземляться в Дрездене. Солдатики требуются везде. Так Сашка и оказался в Германии. Летел в Чехословакию, а приземлился в ГДР. Усмешка судьбы во всем этом проглядывает — нам было суждено с ним встретиться… А потом из Дрездена он попал во Франкфурт-на-Одере. Там же перевалочный пункт, там и „покупатели“. Вот он, водитель, и оказался в Шверине. Потом попал в школу прапорщиков под Берлином. Так все и получилось…»

Ага, мама и папа именно так ей и рассказывали. Надо же, как все занимательно! Интересно, а если бы отец приземлился в Чехословакии, то за кого бы в итоге вышла замуж мама? Уж не за замполита Лобойко?

«15 ноября 1977 года. Саша сделал мне предложение. Я давно этого ждала и сразу ответила ему согласием. Мы решили регистрироваться. Мама, с которой я разговаривала по телефону, причитает, говорит, что негоже выходить замуж на чужбине, но не ждать же нашего возвращения в СССР, тем более, мы можем приехать туда только через несколько лет. Регистрируемся в ноном году в Нойштрелице, там располагается генеральное консульство Советского Союза. Я так счастлива. Я очень люблю моего Сашку…»

Катя, покраснев, отложила письмо. Читать его — все равно что подслушивать сокровенный разговор. И все же… Она просмотрела еще несколько писем. И вдруг на глаза ей попался листок, датированный четвертым апреля 1978 года.

«Сегодня самый ужасный день в моей жизни. Теперь я все знаю. У меня не может быть детей. Это так страшно! И все из-за той жуткой простуды, которую я перенесла на втором курсе мединститута. Шла сессия, я еще подрабатывала и запустила свое здоровье. Вроде бы все начиналось так банально, а перешло в воспаление легких. Помню только, что очнулась в реанимации под капельницей, меня еле откачали. Причем это сделал тот самый профессор, к экзамену у которого я так готовилась. Еще тогда он сказал мне, что высока вероятность того, что я не смогу иметь детей. Спайки труб и так далее… Но организм молодой, говорил он успокаивающе, все может и рассосаться. Ничего не рассосалось, наоборот, стало только хуже. Если я в ближайшее время не сделаю операцию, то могу в итоге заработать онкологию. Но после операции я никогда не смогу иметь детей. Никогда. Потому что придется все удалить. И это через неполных четыре месяца после замужества! Саша так мечтает о ребенке. И я — тоже. Тянуть с решением нельзя. Потому что иначе это может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому я пойду на операцию, поеду в Росток. Уже договорилась со своей сокурсницей, которая работает там в военном госпитале. Все будет тихо и без имен. Люська ради меня все сделает, еще бы, она считает, что сдала госы благодаря мне. Она никому не будет болтать. Саша ничего не узнает. Для него я поеду навестить подругу на неделю-другую. Я не могу расстроить его новостью о том, что никогда не рожу ему ребенка. А потом что-нибудь придумаю. Потом…»

Катя окаменела. Вот это да! Она знала о той страшной простуде на втором курсе, в результате которой мама едва не умерла, бабушка частенько рассказывала о том, как нашла дочку без памяти с температурой в 40 градусов в спальне. Но мама никогда не любила об этом упоминать. Теперь понятно, почему. Но если мама сделала операцию, если ей удалили матку, как она пишет… Как же на свет появилась она, Катя? Ведь чудес не бывает.

Она схватила оставшиеся письма. Итак, следующее, написанное в июле 1978 года.

«Все прошло великолепно. Вероятность болезни отступила. Люська выручила меня. Но Саша упорно говорит о ребенке. Что же мне делать? Пока уговариваю его подождать, на полгода моих уговоров хватит, а потом? Ведь вечно обманывать его нельзя. Боюсь, что у нас все разладится, если он узнает правду. Так что буду искать выход. Но какой? Природу не обхитришь. Ладно, хватит об этом. Саша рассорился окончательно со своим лучшим другом и земляком Егором Селуяновым. Егор был ему как брат, а теперь Сашка ничего и слышать о нем не желает. Не знаю, что за черная кошка пробежала между ними, но Егор, который раньше частенько гостил у нас, теперь едва со мной здоровается на улице. Зато мы переехали в новую квартиру. Живем не как солдаты, в казармах, на территории военного городка, а среди немцев, в обыкновенном доме. Я скупаю фарфоровые сервизы — для мамы и сестер…»