Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена - Дэн Джонс

Приговор должны были исполнить добровольцы, набранные из числа окружавших султана людей веры: мистиков, суфиев, ученых-законников и подвижников, многие из которых никогда прежде не совершали ничего подобного. «Каждый из них попросил о милости казнить заключенного, вынул меч и закатал рукава». Солдаты Саладина и эмиры выстроились рядом, чтобы наблюдать это зрелище. А затем тамплиеры и госпитальеры были обезглавлены – один за другим. Некоторые из палачей справлялись со своей задачей быстро и чисто, и их приветствовали криками. Другие рубили тупыми лезвиями. «Некоторые не справились вовсе, и их пришлось заменить», – вспоминал Имад ад-Дин. Все это время Саладин сидел, улыбаясь, и наблюдал, как монахов-воинов режут перед ним, словно овец.

«Ни один из тамплиеров не выжил», – писал Саладин, рассказывая о победе при Хаттине. Но это было не совсем так. Несколько лет спустя в Акре объявился рыцарь-тамплиер, утверждавший, что он не только сумел скрыться с поля боя в Хаттине, но и унес с собой Истинный крест, и закопал его, вот только потом забыл, где именно[365]. Жерар де Ридфор тоже не попал в неумелые руки суфиев. Некоторое время его держали в дамасской тюрьме, а затем вернули за огромный выкуп. До его освобождения орден возглавлял Тьерри. Когда он подсчитал все потери того лета, начиная с источников Крессона и заканчивая сражением у Рогов Хаттина, то они составили двести девяносто рыцарей: бо́льшая часть всех тамплиеров Востока. А ведь кроме них были еще тысячи других жертв, приведенных к гибели магистром, который жаждал мученичества, но оказался едва ли не единственным, кто избежал его.

Битва при Хаттине стала больше чем сокрушительным военным поражением – это была духовная катастрофа и начало конца Иерусалимского королевства. Призвав в свою армию всех, кто был способен держать в руках оружие, и бросив их в адскую мясорубку Хаттина, король Ги оставил города и крепости христианского побережья без защитников, и Саладин не преминул этим воспользоваться. Через три месяца после Хаттинского сражения его люди уже расползлись по оставшимся без правителя франкским землям, как муравьи. Один за другим были захвачены города Тивериада и Акра, Сидон и Бейрут, Хайфа и Кесария, Назарет и Вифлеем и десятки других поселений и крепостей. Лишь немногие, самые мощные внутренние замки сумели устоять. Был взят порт Иерусалима Яффа. Аскалон, с таким трудом отбитый у мусульман в 1150-х годах, пал к началу сентября, как и Дарум, и Лидда. К осени все главные твердыни Иерусалимского королевства были утрачены, за исключением Тира и самого Иерусалима. 20 сентября Саладин подступил к Святому городу, готовый завершить начатое.

К тому времени Иерусалим был уже не в состоянии выдержать осаду. Под командованием Балиана Ибелина на его защиту встали новоиспеченные рыцари, в которые в срочном порядке посвятили городских торговцев и всех юношей старше шестнадцати лет. По приказу Саладина заработали катапульты, саперы начали рыть подкоп. Все девять дней, что длилось противостояние, женщины города плакали и обрезали своим детям волосы в знак покаяния за грехи города. Наконец в одном месте городская стена рухнула. Балиан из Ибелина запросил мира, и 30 сентября город сдался при том условии, что жителей оставят в живых и дадут им сорок дней на то, чтобы собрать выкуп и заплатить его мусульманам, дабы не попасть в рабство.

Саладин вошел в Иерусалим в пятницу 2 октября, в годовщину «ночного путешествия» Мухаммеда, когда пророк перенесся вместе с ангелом Джабраилом к тому месту, где находился Купол Скалы и которое христиане называли Храмовой горой. Саладин сразу же отправил своих людей сбросить с золотого купола крест, и, как написано в письме, отправленном в Англию братом Тьерри, в течение двух дней его волоком таскали по городу, показательно побивая ногами на глазах у горожан.

Затем сарацины отправились в дом тамплиеров в мечети Аль-Акса. «Мечеть Акса была полна свиней и отбросов, – писал Имад ад-Дин, – и застроена со всех сторон домами неверных, этой проклятой расы, неправедной и преступной»[366]. Мусульмане приступили к работе, очищая мечеть, разрушая стены и дома, которые были возведены во времена тамплиеров, и омывая все здание розовой водой. 9 октября на все четыре стороны от Храмовой горы прозвучала пятничная молитва, и имам из Дамаска Ибн аль-Заки произнес проповедь, в которой похвалил труды Саладина и призвал всех мусульман продолжать священную войну с неверными.

Пятидесяти тамплиерам, изгнанным из своего дома, разрешили сопровождать и охранять христианских беженцев из Иерусалима, отправлявшихся туда, где можно еще было найти безопасное пристанище. Большинство из них устремились в графство Триполи, где прибрежный город Тир оставался последним оплотом латинян. Братья-тамплиеры разделились на авангард и арьергард по двадцать пять рыцарей и двинулись вместе с колонной горожан на север, с каждым шагом удаляясь от города Страстей Христовых, вглубь враждебной и опасной страны[367]. Это было крушение всего, ради чего существовал орден.

Шестьдесят восемь лет прошло с тех пор, как Гуго де Пейн и его товарищи собрались в храме Гроба Господня, чтобы создать новый орден для защиты Святого города и его христианских паломников. Меньше чем за пятнадцать недель Саладин расправился с братьями ордена, бросил в заключение их магистра, захватил их крепости и святые места, которые они поклялись защищать, и превратил почти все, за что стоял орден, в прах.

Казалось, Господь оставил своих воинов.

Главный дом ордена Храма, некогда занимавший огромный дворец в Иерусалиме, теперь размещался в шатре на холме Торон, окруженный другими шатрами, где обитали сильные мира сего христианской Святой земли[369]. Потерявшие сотни братьев и десятки крепостей, тамплиеры вновь были бедны. Они всегда гордились тем, что смиренно искали лишений и трудностей и стойко сносили их[370]. Но в 1187–1189 годах те и другие буквально обрушились на орден. Нынешнее местоположение красноречиво свидетельствовало о его упадке: с холма Торон открывался вид на Акру, каждодневно напоминавший об утраченном.