В канун Рождества - Розамунда Пилчер

— Ты ее выпустил?

— Не сразу. Я заглянул в другую комнату. Беспорядок там был ужасный, даже хуже, чем тогда в гостиной. На спинках стульев висят рубашки, стол завален коробками и старыми газетами, по полу раскиданы клюшки для гольфа. Там была лестница, и я поднялся наверх, отворил дверь и заглянул в комнату. Майор лежал на кровати.

— Мертвый?

— Сначала я так и подумал, но потом я позвал его, и он пошевелился.

— Слава Богу!

Билликлиф не умер, но выглядел ужасно, ему явно было очень плохо. Однако, поняв, что к нему кто-то пришел, он приподнялся на подушках и постарался принять бодрый вид. Оскар пододвинул стул, сел возле кровати и спросил, что случилось. Майор объяснил, что вот уже месяц или два чувствует себя отвратительно: жуткие спазмы в желудке, отвращение к еде. Вчера приходила его уборщица, и ей так не понравился его вид, что она позвонила в Криган доктору Синклеру. Тот отменил свой утренний прием и немедленно приехал в Корридэйл. После тщательного осмотра он сказал Билликлифу, что, по его мнению, майору лучше всего на несколько дней лечь в больницу в Инвернессе, чтобы пройти обследование. Он оставил седативные и болеутоляющие лекарства и сказал, что велит медсестре навещать больного каждый день.

Оскар спросил, когда майору нужно ехать в Инвернесс, и тот ответил, что доктор Синклер зарезервировал ему место на понедельник. Только вот добраться туда целая проблема. «Карета скорой помощи», несмотря на расстояние, могла бы приехать из Инвернесса и забрать больного, но если из-за снегопада движение на дороге будет запрещено, то за ним, очевидно, пришлют вертолет.

Тут слабый голос майора Билликлифа дрогнул, и Оскар понял, что старый вояка очень напуган — не столько перспективой полета на вертолете, сколько тем, что его ждет больница, исследования, врачи, диагноз, боли и возможная операция.

Оскар не мог не предложить проводить майора в больницу и проследить, чтобы его хорошо устроили. Услышав это предложение, тот страшно разволновался. «Но почему? — спросил он, трясущимися пальцами доставая носовой платок и утирая бессильные слезы. — Почему вы должны утруждать себя ради такого старика, как я?» И Оскар сказал: «Потому что я хочу вам помочь. Потому что вы — часть Корридэйла. Потому что вас знала моя бабушка и знает дядя Гектор. — Майора Билликлифа все это, кажется, не убедило. И Оскар закончил: — Потому что вы мой друг».

Элфрида растрогалась до глубины души.

— Ты замечательный человек, Оскар! Ему станет легче, если ты будешь рядом.

— Даст Бог, мы не попадем в буран.

— Как доедете до моста, поскорей его переезжай. А что с собакой?

— Я спустился вниз и выпустил ее в сад. Она едва добежала до куста. Это старая славная лабрадорша, и ей нужно всего лишь немного внимания. Кстати, зовут ее Бренди.

— Интересное имя.

— Когда она закончила свои дела, я посадил ее в машину, отвез к Розе Миллер и выложил старушке новости. Она ужасно расстроилась; у нее и в мыслях не было, что с Билликлифом что-то случилось, думала, он из-за непогоды не выходит. Когда я уезжал, она собиралась идти к нему, сказала, что приберется и покормит его. В свои восемьдесят пять она всегда готова помочь ближнему. К тому же, может, это и забавно, но, по-моему, она питает самые нежные чувства к старику Билликлифу. Она все говорила: «Он, конечно, слишком любит виски, но славный джентльмен и слишком гордый, чтобы просить о помощи».

— А что же с бедняжкой Бренди?

— Роза хочет договориться со своим племянником Чарли, чтобы тот позаботился о ней, пока Билликлиф будет в больнице. Чарли работает в поместье садовником, он найдет место для собаки.

— Похоже, ты все предусмотрел.

— Надеюсь, Билликлиф дотянет до больницы.

— Вот так утро тебе выдалось!

— Но я рад, что зашел к нему. — Он улыбнулся. — А как ты? Какие еще новости, кроме покупки тостера?

— У меня было чудесное утро. Гораздо лучше, чем у тебя. Я написала письмо Гектору, и меня посетила Табита Кеннеди. Мне нужно столько тебе рассказать!

— Тогда расскажешь за ланчем. Мне нужно поднять настроение. Давай устроим праздник в честь чистой совести и щедрости Гектора. Пойдем в паб, съедим по сэндвичу или, может, по куску пирога, и я угощу тебя джином с тоником. Мы выпьем за… нас!

Ланч. В пабе!

— Ты это серьезно?

— Конечно.

— Ах, Оскар! — на какое-то мгновение Элфриде показалось, что она сейчас заплачет, но вместо этого она обошла стол и крепко его обняла.

Это был действительно хороший день.

Поздно позавтракав и, как всегда, тепло одевшись, Оскар вышел на улицу и направился к газетному киоску, чтобы забрать еженедельный груз воскресных газет. Городок был пуст и тих, ни одной машины. Раздавались только крики чаек и галок. День был яркий, солнечный, без единого облачка, без малейшего ветерка. Все закоченело от холода, и шаги Оскара гулко раздавались на пустынной мостовой. Он чувствовал себя одиноким исследователем Арктики.

Вернувшись, он встретил Элфриду и Горацио, отправлявшихся в долгую прогулку по берегу. На голове Элфриды была шерстяная шапка, похожая на грелку для чайника, которую она низко натянула на уши, и теплая накидка из пледовой ткани с кистями внизу.

Она позвала Оскара составить им компанию, но он отклонил приглашение, потому что хотел поскорее узнать о лондонских новостях: картинных галереях, опере, концертах. Он с удовольствием читал также вести для садоводов. То, что совершается в мире, его не интересовало.

— Вы надолго уходите? — спросил он Элфриду.

— Вернемся вовремя, чтобы поджарить твою котлету. А в духовке стоит рисовый пудинг.

Оскар любил рисовый пудинг. Элфрида уже готовила его вчера, великолепный сливочный пудинг, чуть сдобренный лимонной цедрой.

— А куда вы направляетесь?

— Погуляем вдоль дюн. А что?

— Если не вернетесь до темноты, я вызову полицейский наряд и отправлюсь на поиски.

— Но я же обещала тебе, что буду осторожна.

— Да уж, пожалуйста.

И они расстались. Оскар вошел в дом и поднялся по лестнице в их величественную гостиную. Он зажег огонь из приготовленной Элфридой растопки, спустился вниз, в чулан, где наполнил корзинку полешками, и вернулся. Если камин топится весь день, то одной корзины не хватает. Оскар уютно устроился и развернул газету на разделе искусств.

Его покой нарушил колокольный звон. Часы на башне пробили половину одиннадцатого утра. Он уронил газету, встал, подошел к окну и сел вполоборота на кушетку, так что видна была улица внизу. В воскресное утро интересно наблюдать, как пустые улицы постепенно, но неуклонно заполняются людьми.

Церковь тоже ожила, готовясь принять еженедельный приток паствы. Главные двери открылись. Церковные служащие, старейшины, или как еще они там называются, в темных костюмах или в шотландских юбочках медленно шествовали от ворот к дверям церкви и исчезали внутри. Оскар узнал мистера У. Дж. Крофта, продавшего Элфриде их новый тостер. Донеслись, словно издалека, звуки органа. «Пусть пасутся овцы в мире». Звуки были глухие, они гасились толстыми каменными стенами, но профессиональный слух Оскара их узнавал, равно как и хорошее качество органа, и компетентное исполнение. А как часто в деревенских церквах органистам приходится мучиться со старым, почти бездыханным инструментом и безголосым хором. Иногда приходится даже громко подпевать, чтобы паства имела хоть приблизительное представление о мелодии.