Дорога запустения - Йен Макдональд

– Как вам обед, мисс К.?

– Как у вас водится, Раани, отменный.

– Ну отлично. Через пять минут вы на радио, хотите, послушаем.

– Терпеть не могу предвыборные передачи. Я на них блею, как лама. Не будем портить ничей аппетит. Пойдете завтра голосовать?

– Конечно. За вас, мисс К. – Раани, я вас умоляю. Тайна голосования – ваше конституционное право.

– О таком мне и рассказать нестыдно. Вот если кто со мной не согласен, может выметаться из ресторана.

– Демократические права, Раани, вы же знаете. Мы все вольны придерживаться любого мнения.

– Не в моем ресторане. Вот сегодня – приперлись два молокососа со значками Армии Всея Земли, стали раздавать флаеры, да? Такого я в ресторане не потерплю – сразу вышвырнул обоих. Вышло некрасиво, пришлось пару раз заехать им в торец. С ними была девка, так она пыталась выцарапать мне глаза, да? Я не знаю насчет ихней Армии Всея Земли, мисс К., ну то есть, мнения – это одно, а убивать, бомбить… ну, что-то с ними надо сделать, нет? Вы же сделаете что-то с этой ихней Армией Всея Земли, нет, мисс Кинсана? Вот я даже чуть струхнул: что, если они придут и спалят ресторан, я слыхал, они это могут. Вы же с ними что-то сделаете, мисс К.? Их надо остановить, у них крыша поехала, и эта их музыка – она не для детских ушей. Дети от нее звереют. Я в ресторане такого не допущу… Когда вас выберут, вы их остановите, я знаю.

– Остановлю, – сказала Марья Кинсана. – Даю слово. – Потом радио объявило, что сейчас будет политическая передача, от лица Новой Партии выступит мисс Марья Кинсана, и, пока играла музыка, она спросила себя, сколько еще политических обещаний выполнит столь же бескомпромиссно, как обещание уничтожить Армию Всея Земли.

Теперь, когда деревья стали большими и давали красивую тень, дедуля Аран проводил в саду все больше и больше времени. Ему нравилось размышлять о прошедшем. Он думал о своем детстве на Томпсоновских Водопадах, он думал о первой жене, Евгении, он думал о детстве сына и детстве сына сына. Он думал о приемной дочери, что стала диким, лютым ребенком, он думал о внучке, что против воли стала божеством, и внуке, Величайшем Снукеристе За Всю Историю Вселенной. Увидятся они еще или нет? Он думал о том, о чем думаешь, когда стукнуло сорок пять. И когда он об этом думал, ему нравилось, чтобы обед приносили прямо в сад, тогда он мог поесть в спокойствии, и никто не тревожил его воспоминаний, и Матушке приходилось один или два раза выходить в сумерках и возвращать его домой.

– Надо открыть сад для людей, – говорил Раэль Манделья, не забывавший о тугих карманах паломников, что стекались к его дочери. – Безмятежный Сад Серой Госпожи. Двадцать центаво за вход. – Не так давно Бедные Дети Непорочной Конструкции повадились звать ее Серой Госпожой.

– Не будет этого, – сказал дедуля Аран. – Это мой сад, для личного приватного пользования, для моей жены, меня и гостей, которых я решу пригласить. – Чтобы подчеркнуть приватность, он нанял ватагу отчаянно обнищалых Бедных Детей из бидонвиля, он же Град Веры, окружавший большую серую базилику, и заплатил им, чтобы они обнесли сад стеной. Довольный их усердием, он соорудил ворота, которые запирал на крепкий висячий замок, и один ключ клал в карман, а другой, на длинной золотой цепочке, повесил на шею жены.

Когда шумиха и беготня новой Дороги Запустения с ее дельцами, продавцами религиозной мишуры и обдирающими клиентов трактирщиками становилась невыносимой, они запирались в саду и слушали пение птиц и плеск рыб в ручье. Сажали цветы и кусты, ибо сад не завершен, покуда жив садовник, и, копошась в земле вдоль дорожек и клумб, обнаруживали уголки, за которыми вроде никогда и не ухаживали: тайные лощинки, крошечные водопадики, тенистые рощицы, лабиринт, песчаный сад, презеленая лужайка с солнечными часами посередине.

– Дорогая женушка, тебе не кажется иногда, что сад выходит за пределы возведенных вокруг него стен? – спрашивал дедуля Аран. Битый час прошагав по ведущей невесть куда мощеной дорожке, они добрались до каменной скамейки под плакучей ивой, где присели отдохнуть. Матушка посмотрела на небо, причудливо нежное, вовсе не похожее на суровую темную синь Дороги Запустения, и полное пушистых облаков.

– Муж мой Аран, я думаю, как мы растили сад, так и сад растил нас, и неожиданности, которые мы в нем находим, – это семена, посеянные им в нашем воображении.

Они долго и тихо сидели на каменной скамейке под плакучей ивой, глядели на облака, спокойные спокойствием стариков, которым не надо говорить друг с другом, чтобы общаться. Когда мир стал отворачиваться от солнца, они встали с каменного сиденья и вернулись по дорожке с видами куда более дикими и прекрасными, чем им когда-либо доводилось видеть, к воротам в стене. Пока они запирали ворота, их толкали торговцы сдобой и гулявшие по переулку туристы с землистыми лицами.

– Думаю, если сказанное тобой правда, наш сад может быть бесконечно велик и разнообразен, – сказал дедуля Аран. Матушка радостно хлопнула в ладоши.

– Тогда, муж мой Аран, нужно его изучить! Мы приступим завтра же, да? Завтрашним ранним утром, не дожидаясь, пока чужаки запрудят улицы и переулки, Матушка и дедуля Аран пошли исследовать сад. Матушка привязала конец огромного мотка бечевки к воротам и стала ее разматывать. В сумке она несла восемнадцать таких мотков, а еще блокноты для рисования и карандаши, чтобы картографировать неизученную глубинку воображения, и две упаковки с обедом. Дедуля Аран шел впереди, вооруженный оптиконом, секстантом, часами и компасом. Муж и жена стартовали у ворот и, не прошло десяти минут, оказались в незнакомом месте.

– Здесь должна стоять рассада буковых деревьев ускоренного роста, – сказал дедуля Аран. – Я лично их высаживал, как сейчас помню. – Перед ними расстилалась маленькая лесистая долина. Глаз услаждали ряды рододендронов на склонах, по камням булькала мелкая речушка. – Здесь нет никаких рододендронов. Они вон там, слева от ворот… сад, я полагаю, постоянно сам себя переделывает. Удивительно.

– Тихо, – сказала Матушка, – слышишь, чей-то голос? – Дедуля Аран напряг свой менее острый слух.

– Это Раэль?

– Да. Не шуми так. Ты слышал, что он сказал?

– Кажется, я слышал, как мой сын кричит, что Лимааль возвращается домой.

– Именно. Ну что, муж мой, пойдем обратно?

Дедуля Аран провел пальцами по бечевке. Позади он различал лишь железные ворота. Впереди видел новую долину, а за ней, казалось ему, простирается огромный девственный ландшафт, земля лесистых холмов и бурных рек, ярких полян и прыгучих оленей.

– Вперед, – сказал дедуля Аран, и вместе спустились они в долину, он – наблюдая за солнцем и отмечая движения компаса, она – разматывая за собой бечевку. И пересекли они речку, и, держась за руки, взошли на лесистые холмы, и прошли по цветистым лугам, и уже не вернулись.

Когда Раэль Манделья пришел их искать, он обнаружил одну только бечевку, которую разматывала Матушка. Он проследил по ней извилистый маршрут вокруг деревьев и цветников, фонтанов и кустарников, по большой спирали от стен к самому сердцу сада. Пробившись сквозь последний бирючинный заслон, он вышел на аккуратную лужайку, и тут бечевка закончилась. Она была привязана к стволу исполинского вяза, рядом с которым рос другой такой же; деревья стояли очень близко, их ветви и корни переплелись, и разделить их не смог бы никто на свете.