В постели с незнакомцем - Мэри Уайн

— Так почему ты этого не сделала? — осторожно спросил он.

Разведя руками, Анна покачала головой.

— Это не мой метод — приказывать другим любить меня, милорд. Я предпочитаю, чтобы меня уважали за мои собственные заслуги. Будь это во благо или на беду. Я уверяю тебя, что достаточно сильна, чтобы выжить без огня или без свечей. Весеннее солнце теплое и ясное, а я не столь тупая, чтобы не воспользоваться накидкой, когда наступает ночь.

Он снова уставился на жену, в его глазах читалось восхищение. Увидев это, Анна слегка застеснялась, но в то же время это добавило ей решительности.

— Не надо так сильно беспокоиться обо мне. Как сказала тебе Агнес, я вполне здорова.

Бродик снова повернулся к Байд:

— Объясни причину твоей неприязни, женщина.

Кухарка напряглась, прищурилась.

— Вы говорили, что она пыталась отравить вас. Прямо за столом. Многие это слышали. Жена она или не жена, но вы мой хозяин, и я вам верна.

— Да ты никак рехнулась! — Слова Друса прозвучали с такой силой, словно он готов был лично оттащить кухарку в Бедлам. — Она англичанка, но у нее нет никаких таких зловещих качеств!

— Она укусила вас.

Друс покачал головой и засмеялся. Смех его был настолько громким, что закачались даже медные крышки, которые висели на стене между плитами.

— В этом нет ничего зловещего. Это просто говорит о том, что мой кузен на редкость счастливый человек, поскольку в его девчонке столько огня.

Друс проговорил это с таким жаром, что Анна невольно взглянула на него. Громадный шотландец одарил ее таким горячим взглядом, что Бродик хмыкнул. В ответ Друс пожал плечами.

— Ты не можешь ругать мужчину за то, что он это заметил. Ты ведь сам толкнул ее в мои объятия.

— Не надо мне говорить, на что я должен обижаться. У меня своих забот вполне достаточно в этот момент.

Бродик снова сосредоточил внимание на Анне. Челюсти у него были напряжены, поскольку он сдерживал желание поговорить с горничными так, как ему самому хотелось. Однако Анна этого не хотела.

— Успокойтесь, милорд. Есть такие вещи, которые не происходят по приказу. Я предпочитаю самостоятельно заработать расположение. Несколько недель — это так мало, а каждая малая толика уважения, проявленная ко мне, стоит по-настоящему многого.

Некоторые из девушек вздохнули. Байд выглядела смущенной.

— Вы сказали об этом при многих, милорд, и отказались есть. Я слышала рассказ об этом от двадцати различных мужчин и женщин.

— Она не пыталась меня отравить, но вполне возможно, что эта женщина хочет свести меня с ума. — Бродик вскинул бровь и покачал головой. — Она готовила под самым носом у тебя. Или ты хочешь сказать, что ты не знаешь, что происходит у тебя на кухне? — Он указал на связку ключей, висевшую на поясе кухарки. — Или ты настолько небрежна, что любой может достать травы без твоего разрешения?

Байд прикрыла губы рукой, которая дрожала. Бродик окинул взглядом остальных девушек.

— Вам никому не приходило в голову, что, случись такое дело, нашлось бы множество свидетелей? Или я должен предположить, что подобные вредные травы хранятся незапертыми?

Лицо у Байд покраснело, она прикрыла рукой связку свисающих с ее пояса ключей. Быть кухаркой означало распоряжаться дорогостоящими травами, которые служили приправами, а также лекарствами. Никто не мог без нее отпереть маленький ящик, в котором они хранились. Ключи были символом ее положения в Стерлинге, они никогда не оказывались вне поля ее зрения. Она открыла рот, но не смогла ничего сказать от ужаса. Анна отвернулась. Ее вина стала еще более очевидной.

Она не заслуживала того, чтобы Бродик ее защищал. Это была сущая правда, что она совершила нечто, что было вредно ему. Из-за нее он лишился приданого, на что затратил так много усилий, договариваясь с отцом, Анна была убеждена, что Бог через посредство прислуги заставляет ее сделать признание.

От сознания вины ее затошнило. Анна выбежала из кухни.

— Хозяйка была очень добра ко мне.

Бродик повернул голову, чтобы увидеть единственного человека, который похвалил его жену. Перешагивая через порог, молодая Энис помогала себе руками отыскать дорогу.

— Почему ты так говоришь?

Энис наклонила голову в его сторону и опустила ее, словно могла видеть, что он смотрит на нее.

— Госпожа много дней помогала мне прясть. Она подавала мне такие вещи, которые я не могу видеть. Она хорошая чесальщица. И не уходила, сколько бы ни тянулась работа.

Бродик внезапно почувствовала себя усталым, даже более усталым, чем когда-либо раньше. Стену ненависти между Шотландией и Англией, похоже, невозможно преодолеть. Его жена отсиживается в прядильне, вместо того чтобы взять под контроль Стерлинг. Однако она не ленива. Он не знал, что теперь предпринять.

Он мог быть хозяином замка и земли, но это, судя по всему, не прибавляло ему веса в этой баталии. Это его злило. Но не с этим чувством он входил в кухню, готовясь отхлестать упреками нескольких девушек.

Его гнев вызывало несправедливое отношение к его жене. Он хотел, чтобы ее не коснулись те нелепые недобрые предрассудки, которые существуют между их странами. Именно надежда сблизить людей и преодолеть их враждебность руководила им во время переговоров с ее отцом. Эта женщина была достойна большего, нежели быстрого осуждения.

— Никто из нас не выбирает родителей. Я разочарован многими из вас. Стерлинг никогда не был таким форпостом несправедливости, каким я нашел его сегодня.

Он ушел. Друс и другие мужчины последовали за ним, некоторые выглядели смущенными.

— Какой мужчина способен когда-нибудь понять, о чем думает женщина?

Бродик не был склонен так запросто отмахнуться от проблемы.

— Почему она проводит время в прядильне, вместо того чтобы занять место хозяйки Стерлинга?

Друс нахмурился.

— Уж не собираешься ли ты снова проявить подозрительность по отношению к ней, кузен? Тогда это не принесло ничего доброго.

— Ты говоришь глупости.

Но даже если Друс был прав, подозрения не оставляли его и омрачали мысли. Мэри что-то скрывала от него. В этом он был уверен.

— Господин просит вас спуститься во внутренний двор и поехать с ним.

Горничная наклонила голову, прежде чем покинуть комнату.

Анна вздохнула. Уважение ничего не значило, если оно оказывается по принуждению. Она понимала это настолько хорошо, что ей стало не по себе, когда она увидела, как девушка торопится уйти. Слезы подступили к глазам, но плачем этому горю не поможешь.

«Возможно, поможет исповедь…»