Страдания юного Зингера - Виктор Андреев

Те, кто готовил роман к печати, сочли одну цифру в дате, в последней, недописанной фразе, случайной опиской. И с легким сердцем изменили ее…

Пессимистическая комедия

Мой младший брат Ростислав развелся с женой. Разводился он — курам на смех бестолково, но всерьез и быстро, и в результате поспешного обмена оказался в коммуналке доходного дома — в самой что ни на есть достоевской части Петербурга: неподалеку от Сенной, по правую руку от канала — или, как писал сам Достоевский, канавы. Я не помогал брату переезжать — был болен; да, по правде сказать, Ростиславу и перевозить-то на новую квартиру практически нечего было: нажитое добро он рыцарски отдал жене — лишь бы ноги побыстрее унести…

Поправившись, я поехал взглянуть на новое гнездышко брата.

Лет, наверное, пять не был я в этой части города. С тех пор, как стал жить в «спальном» районе Ленинграда, я редко бываю в Петербурге. Шел от метро по Сенной и смотрел на все вокруг с какой-то мучительной грустью и судорожной радостью. Да, конечно, радостно было вновь очутиться в старом городе, так хорошо знакомом с детства. А грустно — оттого, что все выглядело жалко и сиро. Печальными глазами смотрели старые дома. И тротуар, и мостовые разбиты — выбоины да колдобины. А грязь?! Господи, ведь не было такой грязи в нашем детстве, не было. Да и при Достоевском, вероятно, не было тоже.

Начало июня — пора белых ночей. Но небо в этот вечер затянуло тучами — их брюхо наливалось кровью заката, — и поэтому в городе было не очень-то бело. А на душе у меня — тревожно.

Брат меня ждал.

— Ну, до чего же ты молодец, что пришел, как обещал, не задержался, — говорил он, торопливо открывая бутылку. — Сейчас мы с тобой примем за мое новоселье. Земля ведь, как утверждают ученые, круглая, а если это доподлинно так, то неплохо, когда у тебя, то есть у меня, есть угол: есть за что зацепиться. — Ростислав балагурил, а глаза его глядели беспокойно и, словно закатные тучи, были воспалены. — Ну, брат, давай за мой личный райский уголок!

Мы выпили водки, зажевали кислой капустой.

— Квартиру-то покажешь?

— Да чего, Колюня, ее смотреть?! Коммуналка как коммуналка. Правда, не как в нашем детстве… Ни дна бы ей, ни покрышки. Мы с тобой лучше выпьем сейчас.

— Куда ты спешишь, брат? Мы с тобой уже и так приняли немного. А хорошего помаленьку, как говорил Сталин, подписывая списки на реабилитацию.

— Да и хрен с ней, с твоей реабилитацией! Не нужна она нам. Все равно мы с тобой оба — совершенно не-винные. И это — обидно. Эту досадную ошибку надо немедленно исправить. Так что мы сейчас по второй выпьем. Чтоб никто не жил хуже нас!

Выпили. Брат тотчас налил по третьей.

— А теперь, — сказал вдохновенно, — теперь давай за любовь! А потом уже можно будет передохнуть-перекурить.

И мы выпили снова. Глаза у брата заблестели. Он придвинулся ко мне, зашептал:

— Я, знаешь, как сюда переехал — спать ну совсем не могу. Может, белые ночи тому виной, а может, другое что. Или — кто. Достоевский. Федор Михайлович. Ты его присутствия не ощущаешь? Будто какое-то проклятие висит над этими местами. Вот как эти сегодняшние тучи: тяжелые, недобрые. И давит, ох, как давит, брат! Так давит!.. Так что это и впрямь очень хорошо, что ты приехал. Вдвоем — все-таки не один. Ты же сам знаешь: я — не алкоголик, один пить не могу…

Ростислав вздохнул, слегка отодвинулся от меня. Налил по полстакана.

— И ночи… ночи в этом году — ты заметил? — не белые. Какие там, к черту, белые! Темные, тяжелые. Что-то это да значит, а? Первые дни я здесь всё понять никак не мог: что же это меня так мучает? А вчера вышел из дому, остановился на перекрестке, посмотрел на все стороны. Мать честная! Везде дома, везде тупик. Четыре улицы — крестом. И всюду, на все четыре стороны — тупик.

— Да не может такого быть, Ростислав! Быть такого не может, — стал я втолковывать брату. — Ну, сам подумай: хоть один выход да должен быть…

— Мало ли что должен, а вот — нету! Загадка. Впрочем, как ты, наверное, с детства помнишь, наука умеет много гитик… Мы вот сейчас пойдем с тобой на улицу, и я тебе покажу — сам убедишься.

— Никуда я с тобой, Ростислав, не пойду. Сядь, успокойся.

— И верно, — расслабленно откликнулся брат. — Рано нам еще идти, еще не все у нас выпито.

И снова мы выпили. Ростислав пальцами заправлял в рот капусту.

— Ты меня, Колюня, извини: не богат закуской… — Он снова подсел ко мне и снова зашептал страстно: — И дом этот заколдованный. Верь мне, правду говорю. С улицы он в четыре этажа, а во двор зайдешь: пять! Вот выйдем — я тебе покажу. До пяти считать мы с тобой умеем, так? Сам убедишься. Оп-пти-ик-ский обман. Ирреальность… Это же дом Раскольникова. Да. Да! — Он бросился к полке с книгами, принялся лихорадочно листать «Преступление и наказание». — Вот сейчас я тебе прочту… специально в библиотеке взял… сейчас, сейчас найду… здесь дом подробно описан… все сходится, до мельчайших подробностей… — Но в спешке не нашел нужной страницы, раздраженно кинул книгу на постель. — Ты не поверил мне, да? Ну и черт с ней, с литературой…

Он потер лоб, сел к столу, налил еще — правда, только себе. Выпил, но не успокоился.

— Я здесь и лестницу Раскольникова нашел. В этом самом доме. Там дверь есть заколоченная. Под самой крышей. Его каморка. Его! Точно. И дворницкая… ну, где топор лежал… Все сходится, понимаешь? До мелочей. Вот выйдем во двор, я тебе покажу, сам убедишься. А мелочи — это ведь самое главное!

— Никуда я с тобой не пойду, Ростислав. Слышишь: ни-ку-да!

— Што-с?! — вскинулся брат.

— «Штос»? — решил я обратить все в шутку. — Да ведь это, брат, уже Лермонтов.

— Лермонтов? — недоверчиво покосился Ростислав. — Ты уверен? Странно. Ведь вроде всегда был Достоевский… — И неожиданно согласился: — Ну, Лермонтов так Лермонтов. А вот мы с тобой сейчас в магазин пойдем. Ведь грех-то за Лермонтова не выпить.

— Поздно уже, — стал возражать я, — все магазины уже закрыты.

— А вот и не все, вот и не все, — засмеялся брат. — Тут гастроном на углу есть, он до одиннадцати. Мы еще успеваем. Но только поторопиться нам надо — вот в этом ты, брат Коля, безусловно прав. Ну просто абсолютно.

Он выволок меня на улицу. Мы оба были еще вполне осмысленны: могли ориентироваться в пространстве без особого труда и посторонней помощи.

— Так, — командовал Ростислав, — сейчас мы быстро-быстренько совершим одно небольшое, но, надеюсь, содержательное путешествие, а на обратном пути торопиться не будем, и я тебе все покажу, и ты сам убедишься. Чтоб вруном да лгуном меня не называл!..

Из магазина мы выходили с шестью маленькими, несколькими сырками и десятком яиц.

Брат благостно улыбался. Он замурлыкал: