Плененная фаворитка - Элайн Нексли

– Что с тобой? Почему ты плачешь?

Арабелла отошла в сторону, ощущая ком в горле, не позволяющий спокойно говорить:

– Когда я стала фавориткой короля, то была вынуждена оставить родной дом и приемную мать. Но, своих настоящих родителей я не знала, мать умерла при родах, а отец покинул этот мир, когда мне едва исполнился год. Всю жизнь меня растила обычная служанка. Она дала мне кров и еду, но то, что обязана давать мать своим детям, осталось далеко за плотной завесой тайны. Антония меня особо не любила, по крайне мере, никогда про это мне не говорила. А мне так не хватало той теплоты, ласки, понимания…. И, вот сейчас, когда Вы меня обняли, я поняла, что значит иметь старшую сестру, человека, который поймет и утешит, – разумеется, подобные слова не позволялось говорить женщине султанской крови, но Арабелла, здравый разум которой прикрыла пелена воспоминаний, это не тревожило. Ибо Ферие была, прежде всего, женщиной, у которой есть душа и сердце, пускай оно и не любило.

– Получается, ты была любовницей другого мужчины. Ты совершила прелюбодеяние? – все сказано было лишь пустым звуком для Ферие Султан, которая тревожилась за честь двоюродного брата, ибо в его постель, если это когда-то случиться, не могла лечь женщина, совершившая грех на ложе.

После пылких объяснений Арабеллы гнев султанши утих также быстро, как и появился. Ферие, поглощенная воспоминаниями, больше не стала молчать, а прямо и ясно начала рассказ о своем неблагоприятном и жестком детстве: – Я, к сожалению, не являюсь алжиркой. Я родилась в Персии. Мой отец – персиян, а мать – еврейка. И лишь по линии тети я соединяюсь с государством, султаншей, которого была провозглашена еще ребенком, – в этих загадочных речах Арабелла поняла лишь то, что ее госпожа имеет прямые родства с персидскими землями. Вот почему валиде так тревожилась за свою племянницу. Но большего пока молодая женщина понять не могла, ибо этого не хотела Ферие Султан: – Я произошла на свет от еврейской рабыни Фукейны, она являлась наложницей моего отца – шаха Намира Раджих Эфенди. Впервые я увидела свет в роскошном, прославленном государстве.

Меня одевали в шелк и парчу, баловали, делали все, что я пожелаю. Но моя мать была глубоко несчастна. За плотной дверью красоты и великолепия скрывалось ее разбитое сердце. Для моего отца она являлась лишь наложницей, предметом плотских утех. Он не любил ее, не дарил подарков, не говорил нежных слов, а лишь беспощадно делал с ней все, что сам желал. По законам, шах, которому не исполнилось пятьдесят лет, должен жениться. И под венец могла пойти не только благородная дама, но и обычная женщина из шахского гарема. Моя мать мечтала про титул госпожи-жены, а не про ложе рабыни. Шли годы, я росла. И с каждым днем понимала, что шах – не просто жестокий человек. Он был зверем, искавшим себе доблестную добычу. Такими жертвами становились молоденькие девчонки, готовые на все, лишь бы побывать в жаркой опочивальне господина, бурлившей неистовыми страстями и потоком желания. И вот настал тот ужасный момент, когда мечты моей матери рухнули и разбились о скалы суровой реальности. Мой дед, человек, который сменил власть на стены монастыря, пожелал женить своего молодого сына на дочери знатного купца. Кезери, которой едва исполнилось тринадцать, не могла выполнять свой супружеский долг. Но ее мать это тщательно скрывала и от мужа, и от самого шаха, ибо позором считалось тринадцатилетней девочке не иметь менструации. Свадьба состоялась. Но в первую же брачную ночь мой отец изгнал юную жену из спальни с позором. Купец во всем обвинил свою супругу, скрывшую от всех правду. Родители Кезери развелись. Но это было не самым страшным. Гнев Намира утих и он пообещал, что продержит Кезери у себя во дворце ровно год. Но если за это время она не станет полноценной девушкой, то о бесчестии узнают все. Прошло назначенное время, но дочь купца так и оставалась ребенком. Мало того, она не имела никаких женских форм: грудь плоская, бедра маленькие, кожа бледная. И лишь только в расцвете пятнадцати лет девочка обрела то, чем должна владеть жена. Но счастье вновь ускользнуло. Первые месячные прошли ужасно болезненно, потом последовала долгая и мучительная лихорадка, сопровождающаяся сильной тошнотой и болями внизу живота. Недуги посыпались, как снег среди летнего дня. И вердикт лекарей был неутешительным. У Кезери выявилась женская болезнь[31]. Не успел шах вынести свое решение, как больная скончалась. Грех говорить, но моя мать была этому рада, ибо понимала, что опасная соперница отныне лежит в сырой земле. На удивление, отец отнесся к такой потери очень чувствительно и после долгих скорбящих дней решил, что во все виновата, именно, Фукейна. Мою несчастную матушку выгнали из гарема. Больше я о ней ничего не знала. Когда мне исполнилось десять лет, в Персии разгорелся мятеж. В связи со смертью моего деда, все его земли пустовали. Их мог занять и мой отец, и его старший брат-азиат. Восстание переросло в настоящую войну. И в результате персидский шайханат пал. Мой отец Намир был убит. Из лап моего кровожадного дядюшки меня спасла тетя Зильхиджа, наша валиде. Если бы не она, меня бы убили. Всю свою юность я провела в Тунисе. Мы путешествовали в Алжир и в Марокко. Но нигде мне не было так хорошо, как в родном персидском доме, который превратился в руины.

Арабелла видела, как меняется выражение лица Ферие Султан: сначала глубокая задумчивость, потом печаль. Облегчение, и, разумеется, величие султанши.

* * *

Легкими, сдержанными шагами племянница Зильхиджы проследовала в Тронный Зал, где будет проходить великая церемония. Все ее десять служанок шли позади, опустив головы и пряча лица под покровами шелковых покрывал. Арабелла шла самая последняя, поскольку была новенькой в свите госпожи. Но это не могло стать препятствием любопытству, которое рвало на куски разум. Ибо, только переступив порог величественного помещения, мадемуазель де Фрейз почувствовала всю мощь места, в котором находилась. Атмосфера предстала перед гостями поистине великолепной и султанской: высокий, золотой потолок, украшенный яркими узорами, мерцал ясными лучами солнца, широкие окна, оббитые деревянными рисунками, пропускали неимоверное количество свежего воздуха. Полы были устелены теплыми коврами, вышитыми серебром. Везде возвышались хрустальные вазы с розами и орхидеями. Несмотря на ясный день, в помещении горели факелы и лампады. Арабелла, пораженная увиденным, сразу не заметила могущественного пьедестала, ступени которого были усыпаны лепестками роз. Завораживающее зрелище! На высоком, золотом троне сидела валиде-султан, одетая в пурпур, парчу и меха. Ее одеяние было столь пышным, что глаза разбегались, одновременно созерцая и алое энтари, и багровую, меховую накидку, и большую корону, унизанную самоцветами, не считая многочисленных драгоценностей, мерцающих, подобно огням. Зильхиджа сидела на троне, окруженная шелковыми подушками, гордо вскинув подбородок. И только сейчас девушка заметила, что мать султана далеко не полная старушка. Ее фигура, обтянутая бархатом, на удивление была очень худощавой. Грудь едва выделялась из-под меха, скулы были обтянуты кожей, черты лица заострились. Молодая женщина не понимала, почему мать султана так сильно похудела. Последний раз служанка Ферие видела госпожу несколько месяцев назад. Тогда она тоже была миниатюрной, но не до такой степени.