Война Бешеного - Виктор Доценко

Закончив речь, главарь, не дожидаясь уточняющих вопросов, повернулся и вышел из ресторана. Немедленно в зале стал нарастать монотонный гул: заложники пустились в обсуждение своего положения.

— Милая! — обратилась к Людмиле пожилая американка, сидящая за соседним столом. — Почему это вами так заинтересовались эти люди?

— Не знаю. Может, я им чем-то понравилась?

— Милочка, поверьте мне, это очень плохой знак, когда кто-то нравится террористам. Очень плохой! Берегите себя!

— Спасибо, я буду стараться.

Веселое настроение Людмилы улетучилось. Она, кажется, постепенно начала понимать, во что вляпалась…

Главарь поднялся в командную рубку.

— Тащи сюда радиста! — приказал он одному из боевиков.

Тот вышел и вскоре вернулся с мужчиной лет за сорок.

Его волосы были с солидной проседью, а густые сизые усы делали его похожим на моржа. Вся команда уважительно звала его Михалыч, даже старшие офицеры. Иван Михайлович Хромаков отдал Балтийскому пароходству двадцать лет жизни, сменил несколько судов и повидал за эти годы столько, что хватило бы с лихвой не на одну увлекательную книгу. Но в заложниках Михалычу никогда прежде бывать не доводилось.

К нештатной ситуации он отнесся спокойно. Когда к нему в рубку ворвались два вооруженных террориста, он не стал строить из себя героя и, без лишних эмоций подняв руки, отошел от аппаратуры, когда ему приказали сделать это. Михалыч знал, что так и будет: бандитам нужна была связь…

— Ты радист? — спросил его по-русски главарь.

Михалыч кивнул.

— Давно здесь работаешь?

Снова подтверждающий кивок.

— С этой аппаратурой знаком? — Главарь указал на стоящий перед ним модем компьютерной космической связи и портативный сканер.

Михалыч так же молча кивнул.

— Перешлешь текст и вот эту фотографию по номеру, который я дам…

Главарь показал снятую им в ресторане «Полароидом» карточку и страницу с напечатанным на пишущей машинке русским текстом. Михалыч мельком глянул в фотографию. Зачем ее надо было куда-то посылать, он не понял.

— Пошли в рубку! — приказал главарь.

Михалыч, главарь и один из боевиков проследовали по коридору в радиорубку. Главарь постучал в металлическую дверь рубки условным стуком, и дверь распахнулась. Все молча вошли внутрь.

Главарь подал знак дежурившему в рубке боевику, чтобы тот уступил место за аппаратурой Михалычу. Радист сел в родное вращающееся кресло, положил перед собой модем со сканером и принялся подключать и настраивать необходимые для передачи сообщения приборы.

— Готов! — сказал он спустя пять минут.

— Работай! — приказал главарь.

Михалыч отсканировал текст и фото, ввел их в компьютер, затем набрал на модеме интернетовский адрес, который ему написал на бумажке террорист. Все это он проделывал с невозмутимой уверенностью и профессиональной ловкостью. Можно было подумать, что эти поручения он выполняет каждый божий день. Затем наступил черед рации.

Пока Михалыч ожидал подтверждения тому, что сообщение дошло до адресата, он краем глаза заглянул в лежащий на столе листок с текстом. Когда он прочел, кому это сообщение предназначено, его прошиб пот.

«Президенту России» — увидел Михалыч на листке. Дальше читать он побоялся.

«Меньше знаешь — дольше живешь», — резонно подумал радист и отвел взгляд от листка.

На экране компьютера появилось подтверждение приема.

— Сделано! — произнес Михалыч, указывая на строку в мониторе. — Выключать?

— Нет! Ждем ответа. И не делай лишних движений!

— Что я, не понимаю, что ли… — буркнул Михалыч. — Долго ждать? — спросил он.

— Не знаю. Час, сутки. Не твое дело…

— Отлить бы… — робко попросил радист.

— Иди, только быстро!

Один из боевиков открыл перед радистом дверь и повел его в гальюн. Судя по тому, что он понимал, о чем говорили главарь и радист, боевик тоже неплохо знал русский язык. Михалыч только диву давался, думая об этом: «И откуда они такие прыткие повылезли? Да еще самому президенту условия ставят! Видно, есть чем его прижать…»

Ответ пришел через два часа.

«Ваши условия неприемлемы. От переговоров отказываемся!» — появилось на экране компьютера.

Главарь выругался на каком-то непонятном Михалычу языке. Радист, объездив десятки стран, знал немало матерных выражений на разных мировых диалектах, но этого языка он не слышал. Это было нечто среднее между молдавским и болгарским.

— Свяжите ему руки. Он останется здесь, еще может понадобиться… — сказал по-английски главарь, указывая на Михалыча, и вышел из рубки.

— А руки-то зачем? — взмолился радист. — Я и так смирно посижу, не волнуйтесь.

Боевики, не слушая его, молча стянули ему руки за спиной капроновым шнуром. Михалыч расстроился: узлы на веревке были затянуты так крепко, что кисти сразу же тупо заныли. Радист не знал, что он должен бы радоваться тому, что еще жив: как только его роль подошла бы к концу, его убили бы как нежелательного свидетеля…

Главарь снова спустился в ресторан.

— Отберите по алфавиту десять человек и выведите их на палубу! — приказал он.

Один из террористов взял список и стал выкрикивать фамилии. Люди, как и в первый раз, поднимали руки, трое боевиков выводили их из ресторана на палубу и ставили в одну шеренгу на корме лайнера. Когда набралось десять человек — там было два шведа, японец, пожилая немка и большая американская семья, состоящая из трех пар (два брата с женами и старики — родители братьев), на палубе появился главарь. В руке он держал «Полароид». Он что-то негромко сказал своим людям. Те передернули затворы автоматов, раздались очереди — и все десять заложников снопами упали на палубу. Главарь сфотографировал трупы, сделав два дубля.

— Приведите ее! — приказал он.

Один из террористов отправился в ресторан и через минуту притащил за руку упирающуюся Людмилу. Он поставил ее рядом с убитыми заложниками. Главарь сфотографировал Людмилу на фоне трупов и подошел к ней.

— Так будет и с тобой, если твой отец откажется со мной общаться, — угрожающе сказал он. — Но сначала мы расстреляем твоих детей и мужа. Потом я прикажу моим людям с тобой позабавиться, и после этого ты сама не захочешь жить. Учитывая то, что каждый свой шаг я буду фотографировать и посылать по Интернету, ты прославишься и прославишь своего отца. Но это будет очень худая слава! Сейчас ты пойдешь в радиорубку. Мы свяжемся с твоим отцом, и ты уговоришь его пойти на наши условия.

— Но я не могу… — Людмила заплакала. — Он меня не послушается.

— Почему? Ему не жаль свою дочь?

— Я… я… не его дочь… прости-ите меня!.. Я по-пошути-ила… — Людмила уже плакала навзрыд.