Анж Питу - Александр Дюма

Все дело в том, что вот уже сто лет, как в королевскую крепость заключали не человека, но саму мысль. Мысль взорвала Бастилию, и народ устремился в образовавшуюся брешь.

Что же до залпа, прозвучавшего во время перемирия – этого неожиданного, бесцельного, рокового залпа, – никто никогда не узнал, кто подал к нему сигнал, кто его замыслил и осуществил.

Бывают минуты, когда судьба взвешивает на своих весах будущее целой нации. Одна чаша перевешивает. Люди уже мнят, что добились своего. Внезапно невидимая рука бросает на другую чашу острие клинка или пистолетную пулю. В одно мгновение все меняется и со всех сторон раздается крик: «Горе побежденным!»

Пока народ с воплями радости и ярости врывается в крепость, два человека барахтаются в грязной воде, наполняющей ров.

Эти двое – Питу и Бийо.

Питу поддерживает Бийо; пули не ранили фермера, он цел и невредим, но падение слегка оглушило его.

Фермеру и его верному оруженосцу бросают веревки, протягивают шесты.

Питу хватается за шест, Бийо за веревку.

Пять минут спустя обоих уже обнимают, невзирая на их перепачканное платье, и качают как героев.

Фермеру подносят стаканчик водки, Питу угощают колбасой и вином.

Потом обоих обтирают соломой и ведут погреться на солнце.

Внезапно в уме Бийо вспыхивает мысль, а точнее – воспоминание; он вырывается из рук заботливых доброжелателей и бросается в крепость.

– Свободу узникам! – кричит он на бегу.

– Да, да, свободу узникам! – повторяет в свой черед Питу, бросаясь вслед за ним.

Толпа, до этой секунды занимавшаяся лишь палачами, содрогнувшись, вспоминает об их жертвах.

Она выдыхает вся разом: «Да, да, да, свободу узникам!»

И новая волна осаждающих, словно раздвигая пределы крепости, врывается в нее, дабы даровать свободу ее пленникам.

Жуткое зрелище предстало глазам Бийо и Питу. Хмельная, разъяренная, бешеная толпа заполонила двор. Она растерзала первого попавшегося на ее пути солдата.

Гоншон хладнокровно наблюдал эту расправу. Без сомнения, он считал, что гнев народа подобен течению большой реки, которая губит тех, кто пытается ее остановить.

Эли и Юллен, напротив, бросились наперерез толпе убийц; они просили, они умоляли, утверждая – святая ложь! – что обещали сохранить гарнизону жизнь.

Появление Бийо и Питу сослужило им хорошую службу.

Толпа увидела, что Бийо, за которого она мстит, жив, что он отделался легким испугом: поскользнулся и искупался в тине.

Сильнее всего народ ненавидел швейцарцев, но швейцарцев нигде не было видно: они успели надеть серые блузы, так что их стало невозможно отличить от слуг или заключенных. Толпа забросала камнями башенные часы и разбила фигуры узников, поддерживавшие циферблат. Толпа бросилась вверх по лестницам, чтобы расквитаться С пушками, сеявшими смерть. Толпа мстила камням и в кровь стирала себе руки, пытаясь своротить их.

Когда первые победители показались на вершине башни, все, кто был внизу, то есть сто тысяч человек, приветствовали их оглушительным криком: «Бастилия взята!»

Крик этот пронесся над Парижем и, словно быстрокрылый орел, устремился во все концы Франции. Когда люди услышали этот крик, глаза их наполнились слезами, руки открылись для объятий; они забыли о том, что принадлежат к противоположным партиям, к враждующим классам; парижане ощутили себя братьями, французы ощутили себя свободными.

Миллионы людей слились в порыве восторга. Бийо и Питу вошли в крепость вместе с толпой; они искали не своей доли триумфа, но свободы заключенных.

Пересекая комендантский двор, они увидели человека в сером фраке, который, опираясь на трость с золотым набалдашником, с невозмутимым видом взирал на все происходящее.

То был комендант. Он спокойно ждал либо своих друзей, которые могли его спасти, либо своих врагов, которые должны были с ним расправиться.

Узнав коменданта, Бийо вскрикнул и направился к нему.

Де Лоне также узнал Бийо. Скрестив руки, он смотрел на него, как бы говоря: «Так, значит, это вы нанесете мне первый удар?»

Бийо понял: «Если я заговорю с ним, я выдам его и погублю», – и остановился.

Как, однако, отыскать в атом хаосе доктора Жильбера? Как вырвать у Бастилии тайну, сокрытую в ее недрах?

Де Лоне угадал его сомнения, оценил его героическую щепетильность.

– Что вам угодно? – спросил комендант вполголоса.

– Ничего, – отвечал Бийо, кивая в сторону ворот и указывая коменданту путь к спасению, – ничего. Я сам разыщу доктора Жильбера.

– Третий каземат, – мягко, почти растроганно отвечал де Лоне, не двигаясь с места.

Вдруг чей-то голос за спиной Бийо произнес:

– А, вот и комендант!

Голос этот был нечеловечески спокоен, и тем не менее чувствовалось, что каждое из произносимых им слов – острый нож, поворачиваемый в груди де Лоне.

Принадлежал этот голос Гоншону.

Услышав слова Гоншона, люди вздрогнули, словно до их слуха донесся набат, и, хмелея от жажды мести, с горящими глазами, бросились на де Лоне.

– Возьмите его под свою защиту, – попросил Бийо Юллена и Эли, – иначе ему конец.

– Помогите нам, – отвечали адъютанты Гоншона.

– Мне нужно идти, я должен спасти другого человека.

В мгновение ока тысяча неистовых рук схватили, скрутили, поволокли де Лоне.

Эли и Юллен бросились вдогонку, крича:

– Стойте! Мы обещали сохранить ему жизнь!

Ничего подобного никто не обещал, но эти благородные люди, не сговариваясь, прибегли к священной лжи.

Не прошло и минуты, как толпа потащила де Лоне к выходу из крепости, крича: «В Ратушу! В Ратушу!» Эли и Юллен бежали следом.

Для многих де Лоне – живая добыча – стоил добычи мертвой – взятой Бастилии.

Впрочем, и сама крепость – печальное и безмолвное здание, куда четыре столетия был закрыт доступ всем, кроме стражи, тюремщиков и мрачного коменданта, – представляла достойное внимания зрелище теперь, когда она сделалась добычей народа, расхаживавшего по ее внутренним дворам, бегавшего вверх и вниз по лестницам и, подобно шумному рою пчел, наполнявшего этот гранитный улей гулом и суетой.

Бийо проводил глазами де Лоне, которого толпа не столько вела, сколько несла, так что он, казалось, плыл над людскими головами.

Мгновение спустя он уже исчез из виду. Бийо вздохнул, оглянулся, увидел Питу и с криком: «Третий каземат!» – ринулся к одной из башен.

На пути ему попался трепещущий тюремщик.