Я стану ночным кошмаром - Екатерина Островская

Вода в ванной перестала течь, но за дверью было все так же тихо.

— Ты принципиально не хочешь…

Инна не успела договорить. Дверь раскрылась, в коридор вышел Илья. Он был в костюме, то есть даже пиджак не снимал. Нос мужа был распухшим, причем очень сильно, а рубашка запятнана кровью.

— Что у тебя с лицом? — удивилась Инна.

Илья пожал плечами, словно не хотел говорить.

— Я спрашиваю, что с твоим лицом? — повторила она.

— Дверь подъезда ударила, — тихо ответил Илья. — Я подошел, только хотел войти, а изнутри какой-то ненормальный выскочил. Так дверь распахнул, что мне по носу досталось…

Его тихий голос взбесил Инну окончательно.

— Правильно тебе по носу двинули! Ты сам ненормальный! Нормальные люди, когда домой поздно возвращаются, женам подарки приносят, а ты… Посмотри в зеркало на свою рожу!

Илья хотел пройти мимо, но она схватила его за рукав пиджака.

— Посмотри, посмотри! Это твое настоящее лицо! Ну почему мне такой идиот достался? Вышла бы за Женьку Бережного, сейчас бы как сыр…

Инна не договорила. Успела лишь увидеть холодные и спокойные глаза мужа, а потом не поняла, что случилось. Ей показалось, что у нее оторвалась голова. Она влетела в комнату и упала на спину. Только когда ударилась затылком об пол, поняла, что это Илья ее так… Попыталась подняться и не смогла. Все же встала на четвереньки и хотела отползти, но Илья ухватил ее за ногу и легко подтянул к себе, перевернул на спину и снова ударил ладонью. Рот наполнился кровью. Инне вдруг стало страшно. Страшно так, что внезапно у нее пропал голос. Да и кричать, звать кого-то на помощь тоже было страшно. Илья наклонился и сорвал с ее талии поясок от халатика. Нет, не сорвал, а просто взял: поясок сам отдался в его руку.

— Ты, кажется, хотела мне что-то сказать, — напомнил Илья. И, не дожидаясь ответа, перевернул ее на живот.

Затем в одно мгновенье разорвал несчастный халатик по спинке надвое. Инна опять попыталась отползти, но Цигалов подтянул ее к себе за два лоскутка, как за вожжи. Потом что-то набросил ей на шею. Это был поясок, который впился в горло так, что дышать стало совсем невозможно.

— Не надо, я прошу… — захрипела Инна.

Она попыталась вывернуться, но поясок еще туже затянулся на горле. Рука Ильи скользнула по ее лицу, по затылку, Цигалов намотал волосы жены на кулак и тряхнул так, что у Инны хрустнули шейные позвонки.

— Не надо, — хотела крикнуть она и не смогла.

То, что Илья делал потом, было унизительно и страшно, но она надеялась, что скоро все закончится, и Цигалов наконец снимет поясок с ее шеи. Пытаясь дышать, вцепилась в удавку руками, но не могла ослабить ее. Хрипела и плакала, а потом потеряла сознание.

Очнулась все там же, на полу, и ощутила во рту кровь. Стала ловить ртом воздух, которого так не хватало, и захлебывалась кровью. Она уже не чувствовала рук мужа — похоже, его не было рядом. На четвереньках поползла в коридор. Возле двери поднялась и выглянула, боясь выйти из комнаты. Но в квартире было тихо. Инна подошла к входной двери, попыталась отодвинуть задвижку, но сил на это уже не было. Вдруг увидела на полочке для обуви ботинки мужа, обернулась и посмотрела в сторону кухни. Цигалов сидел за столом, как обычно, спокойный, словно ничего только что не случилось, и ел.

— Далеко собралась? — спросил он.

Инна молча помотала головой и вошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало и вздрогнула от того, что увидела. Из зеркала на нее глядела затравленная, испуганная и униженная тварь. Она открыла кран, подставила руки под струю, стала смывать с себя эту маску, понимая, что все равно ничего у нее не получится — теперь лицо у нее навсегда останется таким и никогда уже не будет той Инны, которую желали мужчины, которой добивались и делали комплименты.

Она продолжала смывать с себя то, что никогда не должно было оказаться на ее лице, сплевывала кровь — и вдруг выпрямилась, потому что вспомнила, что говорил муж, что он выкрикивал, когда насиловал ее… И это испугало Инну еще больше.

Илья повторял всего одно слово, с разными интонациями, то нежно и ласково, то повелительно и с угрозой. Повторял, повторял, повторял… Нет, это было не слово — это было имя. Насилуя жену, Цигалов общался с кем-то, кто оставался ей невидимым. И звали того незримого человека — Верочка.

Вера тянула время. Но оно текло медленно, потому что время уже ничего не могло изменить. Она нанесла макияж, потом смыла его, потому что тени и тональный крем могли вызвать у Ильи определенную реакцию. Но скрываться за тонкой дверью, высиживать непонятно что, прекрасно понимая, что Цигалов заведется от ожидания, было чревато. Пришлось снова заняться макияжем. Косметику Илья подобрал ту, которой пользовалась обычно Вера в исключительных случаях, собираясь на важную встречу, на праздник или в ресторан. Однажды он спросил ее, какую фирму она предпочитает, и Вера ответила: «Елена Рубинштейн». Знать бы тогда, зачем интересовался…

Закончив, она поднялась и прошлась по комнате. Остановилась возле узкого шкафчика и открыла дверцу. Внутри висели платья, укрытые прозрачными полиэтиленовыми чехлами. Стоили эти платья, вероятно, очень дорого. А по тому, что Вера ни разу не видела их на Инне, стало понятно: покупались эти вещи для кого-то другого. Уж не для нее ли?

Она стояла у двери и все не решалась выйти. Но когда Илья постучал в дверь и поторопил, сказав, что стол накрыт, тут же отозвалась:

— Я готова.

И открыла дверь. Сердце при этом сжалось от неизбежного.

Найти бы, куда Цигалов спрятал ее мобильный… Но в таком огромном доме вряд ли найдешь. К тому же Илья вряд ли позволит ей бродить по всему дому без его сопровождения.

Она вышла в холл, где уже стоял небольшой стол, застеленный белой скатертью с вышитыми на ней золотыми драконами. Несколько блюд с закусками, бутылка вина, бутылка виски и ведерко со льдом, в котором стоял хрустальный графин — видимо, тот самый, который Илья приносил в спальню.

— Будем считать, что это второй завтрак, — сказал Илья, — сейчас полдень. А потом я позвоню, и мне доставят что-нибудь к обеду. Хочешь из китайской кухни или что-нибудь индийское? А давай закажем лобстеров! Лобстеров и устриц.

Говоря, Цигалов взял графин с водкой, но Вера покачала головой.

— Я уже успокоилась, так что оставим крепкие напитки на вечер.

— Ну и правильно, — согласился Илья, — со свежей головой лучше общаться.

«Кто бы говорил про свежую голову…» — горько усмехнулась про себя Вера.

Она снова вспомнила о Владимире, и слезы опять запросились наружу. Ужасно обидно было оттого, что приходится сидеть с убийцей за одним столом и вести себя так, словно ничего не случилось. Вера смотрела, как Илья наполняет вином ее бокал, и отказалась от еды, но Цигалов все равно положил на стоящую перед ней тарелку сыр и ломтик буженины.