Клин клином - Елена Рахманова

– Тогда поверьте как умная. Уж если я мог осчастливить ту девушку в сером платье, значит, я знаю, о чем говорю.

Ничего не понимающая Татьяна спросила молодого человека:

– Что это за девушка в сером платье, которую вы осчастливили?

– Ты ее все равно не знаешь, – бросила через плечо Надежда.

– А вы оба, выходит, знаете. Откуда?

– Это портрет! – воскликнули Владимир и Надежда в один голос.

– В Третьяковке, что ли, висит?

Где же еще в Москве два незнакомых друг другу человека могли увидеть один и тот же портрет?

– Ага.

– А как же можно осчастливить портрет? – Теперь Татьяна и вовсе ничего не понимала.

Но на этот раз ей никто не ответил.

В выставочной толчее они вчетвером представляли островок, который толпа не совсем деликатно обтекала. Их толкали, пихали, задевали локтями, им наступали на ноги. В какой-то момент поток увлек Ксюшу в сторону и прибил к противоположной стене. Здесь она незаметно пристроилась за спиной одного «крутого» господина, с золотым перстнем на пальце. Сопровождающая его пожилая дама в строгом костюме рассказывала про экспонаты выставки, старательно переводя искусствоведческие термины и прочие литературные красивости на доступный господину язык.

– Не, что, правда, что ли?.. Но ведь так намазано, что ни хрена не разглядеть! Где руки, где ноги, где голова? Как вы говорите – кубизьм?.. И эта штука столько штук может стоить? Ну ни фига себе!.. Ведь ни кожи, ни рожи… ой, простите… А вот эта телка с брюликами мне определенно нравится. Так и вижу ее у себя в гостиной, над камином, значит, – время от времени подавал реплики мужчина с перстнем.

Под конец своеобразной экскурсии Ксюша снова оказалась подле молодого человека и своих подруг.

– Вы по-прежнему тут торчите, а я уже всю выставку обошла. Столько интересного узнала! Хотите, сейчас расскажу?

– Мы тоже много интересного узнали, – ответила ей Надежда, сверля взглядом Владимира.

– И что же именно, позвольте полюбопытствовать? – спросил он.

– Вас это не касается! – заявила девушка и, резко повернувшись, зашагала прочь.

– Даже не понимаю, что на нее нашло, – извиняющимся тоном произнесла Татьяна, следя за подругой взглядом. – Вы уж простите, но мне тоже, наверное, надо идти. Не бросать же ее теперь одну, раз мы вместе пришли.

– Да-да, конечно. Всего доброго, – ответил Владимир не то рассеянно, не то расстроенно.

– И вам всего доброго, – сказала Ксюша и стала пробираться за подругами, оглядываясь на молодого человека и что-то прикидывая в уме.

В вестибюле собрались все вместе: взвинченная Надежда, недоумевающая Татьяна и задумчивая Ксюша.

– Как-то нехорошо получилось, – сказала Татьяна, – даже не представились друг другу. Интересно, а как вы думаете, он на все выставки ходит или только на те, где портреты выставляют?

– Надеешься с ним еще раз встретиться? – усмехнулась Надежда.

– А вдруг! Он такой симпатичный!

– Он? Симпатичный? Да бегемот в зоопарке в сто раз его краше!

– Тогда в следующие выходные ты идешь в зоопарк, а я – в Третьяковку. Туда, где вы портрет видели.

– Какой портрет?

– Какой-то там девушки в сером платье.

– Иди, конечно, иди. В Третьяковке девушек не только в сером, в любом платье можно найти.

– Но в сером, наверное, какая-то особенная. И этот наш знакомый незнакомец еще сказал, что осчастливил ее.

– Так и сказал? – переспросила Ксюша. – Может, он реставратор?

Надежда неопределенно пожала плечами, вся во власти неясных дум. После они посидели немного в кафе. Татьяна стала развивать тему возможного продолжения знакомства с молодым человеком, нещадно зля этим Надежду. Ксюша беззлобно ее подначивала, поглядывая на их общую подругу. А когда прощались возле метро, она неожиданно сказала, ни к кому конкретно вроде бы не обращаясь:

– А в нем определенно что-то есть. Будь я не замужем, ни за что бы его не упустила.

– Правда? – радостно спросила Татьяна.

– Правда, – улыбнулась ей Ксюша, но почему-то многозначительно подмигнула Надежде.

Та в ответ фыркнула, как разъяренная кошка.

Она едва дождалась утра, чтобы отправиться на автовокзал. Ей не терпелось как можно скорее оказаться в доме тетки Нилы. Что Владимир сделал с портретом? Осчастливил, по его словам. Но, так же как и Татьяна, она не представляла, о чем может идти речь. Вставил в новую красивую раму? Снял старый потемневший лак? Потом пришла и вовсе кощунственная мысль: пририсовал девушке сияющую улыбку, а увядшую розу заменил полураспустившимся бутоном или даже целой охапкой цветов…

Однако на самом деле Надежду влекло в Коврюжинск совсем другое, то, в чем она даже себе боялась признаться. Но именно здесь началось самое чудесное приключение в ее жизни. Приключение, что захватило девушку целиком и полностью и грозило изменить всю ее жизнь, превратив в сбывшийся сон наяву. Она интуитивно чувствовала: судьба что-то напутала с фамилиями и поначалу свела ее не с тем человеком. Но чего только не случается на этом свете. Главное – сейчас и здесь все должно было разрешиться, к ее радости. Об этом она и думать боялась.

Вот наконец и дом.

– Нет, он не идиот. Он не станет портить произведение искусства, – твердила Надежда, перескакивая через ступеньку на лестнице, ведущей на второй этаж.

На секунду замерев перед знакомой дверью, она распахнула ее, шагнула в комнату и, зажмурившись, встала перед шатким столиком с керосиновой лампой. Затем осторожно приоткрыла один глаз, не поверила увиденному и открыла второй.

– Осчастливил, – легким ветерком пронеслось по комнате. – Действительно, осчастливил. На всю жизнь. – Надежда и сама потом не могла сказать, прислышалось ей это или случилось наяву.

Придя в себя от потрясения, она медленно приблизилась к портретам. Естественно, ее больше интересовал второй, прежде не виденный. Надежда не сразу, но все-таки догадалась, что это, так сказать, новодел. От него пахло свежей масляной краской, лак был прозрачный, красочный слой гладкий, без трещинок. «Да, Владимир в самом деле талантлив. Он может проникнуть в суть вещей и явлений, хотя, как любой живой человек, способен заблуждаться или, попросту говоря, свалять дурака, – думала девушка. – Но это все поправимо, это можно простить».

– Правда ведь? – спросила она у дамы в сером платье, но не стала ждать ответа, ей и самой все было ясно.

Налюбовавшись вволю, Надежда попятилась к стулу возле окна и села. На душе сделалось благостно и покойно, и жалко было утратить это состояние.

Без дум, но чувствуя, как трепещет сердце, словно в нем поселилось множество бабочек и они ежесекундно касаются его изнутри своими нежными крылышками, Надежда сидела и неотрывно смотрела на пару молодых людей на портретах. И вот уже ей стало казаться, что они обретают плоть и кровь и сближаются, сближаются друг с другом. Она не видела их рук или ног, но явственно ощущала единение их душ. Присутствовать при этом было так радостно, так отрадно, что неожиданно ей нестерпимо захотелось подойти к ним, оказаться внутри объединяющей их невидимой ауры…