Ручей любви - Линда Ховард

Он ласкал ее, чтобы пробудить в ней страсть, а она выгибалась и извивалась, и ее тело инстинктивно искало его. Луис почти довел ее до экстаза, потом убрал руку и направил свое древко в нее. Она снова замерла, хотя ее грудь тяжело вздымалась. Он опустился ниже, давая ей почувствовать его вес. Это позволило ему слегка углубиться в нее. Она закрыла глаза, и все ее тело захотело отстраниться от него. Он проник достаточно глубоко, и то, что она ощущала, говорило ей, что это действительно должно было стать настоящей болью.

— Мне больно, — прошептала она.

— Я знаю, дорогая. Но так бывает только в первый раз.

Она лежала под ним, ощущая давление, когда он проникал в нее глубже. Она чувствовала, как ее канал раскрывался и болезненно растягивался, принимая его. Она ощутила болезненное растягивание в глубине, и эта боль стала обжигающей, когда разорвалась ее девственность, чтобы пропустить его в глубь ее тела.

Луис не двигался для того, чтобы утихла ее боль. Его плечо было мокрым от слез, и он принялся успокаивать ее, несмотря на то, что его древко болезненно трепетало. Мягкое давление ее внутренних мышц сводило Луиса с ума, понуждая к получению удовлетворения, которое он еще не мог себе позволить.

Единственным правильным способом успокоить Оливию было довести ее до экстаза, в котором он отказывал себе, чтобы показать ей истинное наслаждение в награду за первоначальную боль. Ему следовало подождать с собственным удовольствием, поскольку важнее было дать облегчение ей. Его рука скользнула между их телами, снова нашла ее мягкую выпуклость, легчайшим движением освободив ее от защищавших складок, и опять начета разжигать страсть Оливии. Он ласкал ее с тяжело давшимся ему терпением, не пытаясь быстро довести ее до вершины наслаждения, а позволяя удовольствию нарастать так, чтобы она ощутила расслабление своих мышц, а потом медленное возвращение возбуждения. Только когда ее бедра начали подниматься под его рукой и стимулировать его движения, он усилил давление и ритм своих пальцев.

Оливия была горько разочарована болью при его проникновении, несмотря на то, что Ди предупреждала ее, что в первый раз бывает больно. Но все предыдущие уроки чувственности были полны жаркого удовольствия, и, несмотря на страх, она верила, что Луис сделает ее окончательную сдачу такой же полной наслаждения, как и все остальное. Вместо этого она испытала боль и острое потрясение от вторжения в ее тело.

Теперь его умелые прикосновения возвращали удовольствие так быстро и так сильно, что оно волнами прокатывалось по ней. Она рванулась под ними, пытаясь впустить его глубже в себя, потому что почувствовала, что это стало частью наслаждения. Охватив его ногами, она задвигалась с усилившейся страстью. Луне громко застонал, ощутив ее движения, и попытался сдержаться, чтобы не войти в нее глубоко и сильно, чего желала каждая клеточка его тела.

Она вскрикнула, и он положил ладонь ей на губы. Затем он ощутил легкие внутренние судороги, сопровождавшие кульминацию ее экстаза. Теперь Луис не мог сдерживаться. Он начал двигаться и через несколько секунд ощутил вслед за ней безумное удовольствие. Опустошенный, утратив способность двигаться, он тяжело распростерся на ней.

Оливия медленно провела рукой по его спине, восхищаясь его развитой мускулатурой. Она ощущала потрясение и испытывала сонливость. Значит, удовольствие все-таки было, удовольствие, столь сильное, что ей показалось, она могла умереть от него. Она жалела не о том, что Луис не стал ждать до свадьбы, а о том, что он не соблазнил ее раньше. Эта новая близость поражала и удовольствием, которое дарила, и узами, которыми скрепляла их двоих. Она более полно ощущала себя принадлежащей ему, чем могла представить раньше, и чувствовала себя сильнее «владевшей им, чем считала прежде возможным. Она любила его, но это слияние их тел было более первозданным.

Через некоторое время Луис пошевелился и приподнялся.

— Мне нужно идти, — сонно произнес он. — Или я останусь здесь до утра, что заставит твоего отца схватиться за ружье. Я приду за тобой примерно в десять. Тебе хватит времени, чтобы собраться?

Значит, это должно произойти так скоро. Он заявил на нее свои права, и не было оснований даже на пару дней откладывать свадьбу.

— Да, — ответила она и поцеловала его. — Где мы остановимся? Или мы сразу же покинем город?

Он не заметил в ее голосе никаких колебаний, только любопытство. Она действительно не беспокоилась о том, где им остановиться. Неожиданно ему захотелось громко рассмеяться, ликуя оттого, что судьба подарила ему Оливию.

— Мы поживем в гостинице, пока не решим, что нам делать.

— Значит, мне не нужно прямо сейчас упаковывать все мои вещи?

Он усмехнулся:

— Я могу точно сказать, что тебе не потребуются ночные рубашки.

Да, они ей не потребуются. Улыбаясь, она смотрела, как он одевался. У нее будет Луис, чтобы согревать ее. Это было самое великолепное будущее из всех, о которых она могла мечтать.

Спускаясь на следующее утро к завтраку, Оливия была спокойной.

— В десять за мной придет Луис, — объявила она. — Сегодня мы поженимся.

На глаза Оноры навернулись слезы, и она поспешно смахнула их.

— Не нужно так спешить, дорогая. Разве ты не можешь подумать еще немного?

Оливия обняла мать:

— Я уже все обдумала. Я люблю его, и ничего не изменится. Отсрочка может быть только в том случае, если вы с папой захотите устроить мне свадьбу.

Вилсон тяжело вздохнул и встал из-за стола:

— Ты не можешь рассчитывать на то, что мы будем праздновать твой брак с таким человеком, как Фронтерас.

— Я бы хотела, но я не рассчитываю на это.

Он склонил голову, расстроенно уставившись в пол. Его возражения в основном были связаны с тем, что Фронтерас не подходил для Оливии, но Вилсон понимал, что они вызваны и тем, что он не хотел расставаться с дочерью. Ему будет ее не хватать, но разлука переносилась бы легче, если бы он был уверен, что отдает ее в надежные руки. Оливия заслуживала большего, чем жизнь, полную опасностей. Она всегда была прекрасной дочерью, послушным, ласковым и любящим ребенком. Она никогда не была необузданной, а, наоборот, всегда проявляла разумную ответственность и уравновешенность. Он понимал, любящие родители обычно ревниво относятся к избранникам своих детей, но было совершенно очевидно, что Оливия выходила замуж за человека, не достойного ее.

Оливия была его ребенком, светом его жизни, и она унаследовала бы все его деньги. Не из-за этого ли женится на ней Фронтерас? Рассчитывает ли он на помощь своего тестя? Оливия, безусловно, заслуживала большего. Но она всегда была склонна видеть в людях лучшее, и ей бы не пришло в голову подозревать Фронтераса в подобных замыслах. Вилсон, человек умный и расчетливый, скопил свое состояние не для какого-то бродяги. Он знал множество мужчин, женившихся ради денег, и не хотел, чтобы это случилось с Оливией.