Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

И Свен специально показывал, что девушка ему не интересна, не обращал на нее внимания, грубо обрывал робкие попытки выяснить, что случилось, а в первый раз даже продал Иламу Рибауну, чего до сих пор не мог себе простить. Он видел, что ее ранило такое поведение, но все равно гнул свою линию. Зато, если он все-таки не сможет вытащить ее, она останется своей в этом мире. И через какое-то время, когда сотрутся воспоминания о высоком северянине с мертвыми глазами, все станет как прежде.

– Спасу, – повторил он и добавил по-шведски: – Клянусь, я все для этого сделаю.

Девушка даже и не старалась делать вид, будто поняла, что он сказал. Наверняка, на своем скамиррском языке. Мужчины бывают такими таинственными!

– Пойдем, спасатель! – Илама потащила его к кровати. На этот раз он не сопротивлялся.

Но им не удалось насладиться друг другом. Не прошло и одной стражи, как в дверь осторожно поскребся прислужник:

– Господин Саргамо, к вам гости!

Аристократ с сожалением оторвался от губ Иламы, провел рукой по груди.

– Отложим ненадолго, хорошо? Надо поговорить с Рибауном.

Илама нехотя завернулась в покрывало и сморщила носик.

– Опять этот прокисший кожевенник!

– Не бойся, – Саргамо чуть улыбнулся. – Он к тебе и близко не пойдет. Посажу его за стол, запах тебя не побеспокоит. Лежи здесь, изображай нетерпение. Пусть побыстрее уйдет.

– Это не сложно. Мне и изображать ничего не нужно.

Она потянулась, да так выразительно, что он захотел послать в неведомую даль всех кожевников мира, закрыть дверь на засов и провести с Иламой в постели пару дней. Саргамо зажмурился, стараясь избавиться от наваждения.

С трудом, но удалось.

– Так? – невинно спросила Илама.

– Нет, так, пожалуй, не стоит. Просто смотри на него, гримаску сострой, пусть поймет, что не нравится тебе и вообще – не вовремя.

– Ладно. Если ты просишь…

– Если ты хочешь, чтобы он побыстрее ушел… – в тон ей ответил Саргамо и легонько щелкнул по носу.

В этот раз Рибаун попросил о встрече сам. Он делал так и раньше, когда у него было, что предложить, или когда он хотел повысить цену. По рекомендации аналитического отдела Тайная Служба неизменно соглашалась – более ценного агента у нее в гильдии не было. В обоих смыслах.

Но Свен в глубине души не соглашался с аналитиками. Иногда следовало бы ставить кожевенника на место, а то скоро хватит через край. Пусть поймет, что не так уж и важен. Что не вся информация, которой он приторговывает, имеет одинаковую ценность. И если он и в дальнейшем будет доставлять малополезные сведения или вербовать ненужных людей, придется подумать о смене агента. А то, чего боятся аналитики, не случится – Рибаун доносить не пойдет. Не такой дурак. Сам завяз по уши. В Гвардии первым делом бросят в Последнюю Башню его самого. А она потому так и называется, что выхода из нее нет. Никому.

Своей идеей Хеглунд ни с кем делиться не стал, зная, что командир моментально запретит любую самодеятельность.

Жаль.

Саргамо сел за стол за мгновение до того, как за дверью послышались шаги. Постучавшись, Рибаун осторожно заглянул внутрь.

– Проходи, садись, – немного ленивым, барственным жестом приветствовал его аристократ.

Кожевенник вошел в комнату, осмотрелся. Глаза его то и дело возвращались к распростертой на кровати Иламе. Под невесомым покрывалом угадывались многочисленные приятные округлости.

Девушка ответила равнодушным взглядом: кто такой, не помню, через меня вас таких тысячи прошло.

Рибаун нахмурился: «Что эта шлюха опять здесь делает? Аристократик снова хочет предложить ее в уплату? Нет уж, хватит! Ее острый язычок уже доставил ему немало неприятных минут. Чересчур говорлива для портовой девки».

Кин Саргамо кивнул на стол:

– Пей, ешь, рассказывай… У меня сегодня не так много времени, – и он кивком указал на девушку.

«Та-ак, похоже, красотка совсем его окрутила…»

Кроме Свена, которого он считал солмаонским агентом, Рибаун не первое лето передавал сведения и чжаньцам. Когда платили. Работал в две смены – и нашим и вашим. Ежедневная угроза провала щекотала ему нервы, возбуждала, как хорошее вино, но одновременно очень сильно мешала жить так, как хочется. Он уже ничего не мог делать в своей мастерской: постоянно дрожащие руки – плохой инструмент при выделке кож. Хорошо, помощники кое-как справлялись, хватало, чтобы поддерживать мастерскую на плаву. В каждом новом клиенте Рибаун сначала видел подосланного агента Гвардии Ложи и только потом – заказчика. Каждый вечер, возвращаясь домой, он до полусмерти боялся, что там его уже ждут. Что стоит открыть дверь, как железные пальцы вывернут руки, а железный голос скажет:

– Во имя и по распоряжению Ложи вы арестованы!

Земной психиатр в диагнозе сомневался бы недолго: ярко выраженная мания преследования. Сам же Рибаун просто считал себя разумно осторожным человеком. Пуганой вороной. Или – если использовать дословный перевод – пуганным сарехом, маленьким домашним грызуном.

Кожевенник сел за стол, налил себе вина. Достал из-за пазухи несколько свитков, бросил на стол, жестом пригласил Саргамо посмотреть:

– Вот все, что удалось раздобыть, благородный кин. По-моему, это должно вас заинтересовать.

Аристократ склонился над бумагами, торопливо просмотрел их. Первые две отбросил в сторону:

– Мусор!

Следующую прочитал внимательно, хмыкнул:

– Вот это уже лучше!

Выполняя просьбу Саргамо, Илама буравила кожевенника взглядом исподлобья. Даже подталкивала его мысленно: «Прочь, уходи! Забирай свои свитки и проваливай!»

Он что-то вполголоса разъяснял, спокойно и уверенно водя руками по документу, но внутри чувствовал себя неуютно. Присутствие девушки тяготило его, Рибаун до сих пор никогда не вел дела при посторонних. Да, с ним приходили люди, вроде того же копировщика Изнавара, но это были его люди, проверенные или купленные за хорошую цену.

Рибаун неодобрительно прищурился. Она, конечно, слишком глупа, как и все портовые девки, чтобы понять хоть малую крупицу из разговоров мужчин, но дознаватели Ложи, доведись ей попасть к ним в руки, заставят вспомнить все до последнего слова. У них и немые рассказывают, а безголосые поют как птицы.

– Откуда вот это?

– Ко мне в мастерскую поступил заказ якобы от торгового курьера в Чжандоу – срочно обшить кожей несколько свитков. Непромокаемой, так, чтобы выдержали дорогу морем. Сами документы мне не показывали – сказали: государственный секрет. Тогда я послал подмастерье обмерить свитки. Считается, что он неграмотен, – кожевенник усмехнулся. – Читать он действительно не умеет, зато обладает уникальной памятью: вернувшись в мастерскую, он не только доложил размеры, но и нарисовал точную копию свитков.