Адвокат - Андрей Константинов

(Начальник 17-го отдела ОРБ Равиль Панин собирал забавную коллекцию из безделушек, отобранных у бандитов, — были в ней фальшивый доллар с членом вместо портрета президента, фигурка Деда Мороза опять же с выдвигающимся членом и прочая похабень. Равиль Абдурахметович свою коллекцию любил и постоянно заботился о ее пополнении.)

— Нету ничего. Сними наручники, — резко ответил Марков. Чернов ухмыльнулся, однако наручники снял с Сергея и пошел по коридору, покручивая их на указательном пальце.

Челищев повернулся к Маркову и начал растирать запястья:

— Да, Степа, меняются времена. Рассказал бы кто такое мне четыре месяца назад — в лицо бы плюнул…

— Я бы тоже плюнул в глаза тому, кто сказал бы мне, что мы с тобой по разные стороны баррикад окажемся, — усталым голосом сказал Марков. Челищев усмехнулся:

— Опять ты про свои баррикады… Пусть тебя утешит то, что на одной баррикаде с тобой такие вот… попугаи. — И Сергей кивнул вслед уходящему Чернову. — Он-то что здесь делает?

— Перевели к нам два месяца назад. Усилили, так сказать, — машинально ответил Марков и тут же оборвал себя: — Ладно, хватит лирики, пойдем, напишешь объяснительную и гуляй куда хочешь.

— Объяснительную? — удивился Сергей. — О чем, Степа? Ты не перегрелся ли? О том, что я был в ресторане? Может, это ты мне объяснительную напишешь, на каком основании вы меня сюда приволокли?

Марков промолчал, а потом его вдруг прорвало:

— Серега, очнись, что ты делаешь, с кем ты? Ты ведь толковый мужик…

— Ты лучше посмотри, с кем ты, Степа!

Марков и Челищев яростно смотрели друг на друга и тяжело дышали, но говорили вполголоса, потому что вокруг были люди.

Степан выдохнул в лицо Челищеву:

— Я на державу работаю, и если хотя бы парочку таких уродов, как Званцев, на лесоповал отправлю — значит, не зря землю топчу!

— Да кого тебе дадут отправить, Степа? Ты что, слепой? И, кстати, на каком основании вы задержали моего клиента Званцева?

— На основании предъявленного ему обвинения по новому эпизоду той же сто сорок восьмой! Мы теперь тоже грамотные стали — пару эпизодов всегда в загашнике держим! Вы своих «братков» вытащите за бабки, а мы их опять туда!… И до босса твоего доберемся, так и передай ему.

— А я тебе не курьер, чтобы передавать. Отмечай мне пропуск, Степа, и не дури. Я уже два с половиной часа как задержанный… Не нарывайся на неприятности! Я все же адвокат…

— Ну-ну, иди, Робин Гуд херов!… Только я тебе на прощание одну вещь скажу, чтобы ты так не радовался. Помнишь, ты просил меня о Михаиле Касатонове справки навести? О пареньке, которого взяли по делу твоих родителей? Так вот — он состоял в группировке твоего Званцева, конкретно — под Винтом ходил.

— Врешь! — Челищев, забывшись, схватил Маркова за грудки, но тот с силой отбросил его руки. — Я тебе не верю, Степа, ты это специально так говоришь, от злости!

— Верить или не верить — это ваше право, господин Челищев. Я вам все сказал! Пропуск вам сейчас вынесут и до постового проводят.

Марков, не прощаясь, повернулся и пошел к своему кабинету.

Выйдя из Большого дома, Сергей долго ловил машину и, поймав, поехал обратно в «Венецию». Но ресторан был закрыт, все гости уже разошлись. Сев в свой автомобиль, Челищев рванул на Петроградскую, к Катерине. Она, конечно; не спала, ждала… Кого она ждала? Наверное, обоих.

— Ты… — Катя отступила в прихожую, пропуская Сергея в квартиру. — А где Олег? Что с ним? Челищев вздохнул:

— Ему предъявили обвинение по новому эпизоду… В ОРБ страхуются, видно, догадывались, что могут выпустить… Катя прошла в гостиную и опустилась на диван.

— Господи, как я устала от всего этого… — И она спрятала лицо в ладонях.

Сергей сел рядом, стал легонько поглаживать Катю по волосам. Постепенно его поглаживания становились все более сильными, он начал нежно целовать ее лицо. Она не сопротивлялась, но оставалась напряженной. Рука Сергея проскользнула в вырез Катиного халата, и ее грудь легла в его ладонь. Катерина застонала, раскрыла губы навстречу Сергею, и началось безумие… Первый раз Челищев вошел в нее прямо на диване, даже не успев толком раздеть Катерину. Она стонала, выгибалась под его руками, и оба они кончили очень быстро, почти одновременно. Катя закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Плечи ее судорожно вздрагивали. Она не сопротивлялась, когда он ее раздевал. А когда он, сбросив с себя все, понес ее в ванную, она обхватила его шею и начала его исступленно целовать. Вышли они из ванной нескоро, и Сергей искренне надеялся, что их крики и стоны не переполошили соседей и те не стали вызывать милицию, решив, что за стенкой кого-то убивают. Никогда еще ни с одной женщиной Сергею не было так хорошо, да, пожалуй, слово «хорошо» не могло передать и сотой доли переполнявшего его восторга. Сергей отнес ее в спальню, положил на кровать и начал целовать Катин живот, опускаясь все ниже, пока она снова не начала постанывать и двигать бедрами в такт движениям его языка, а потом она почти закричала, дернулась и быстро нашла своим ртом изнемогающую плоть Сергея, и он, кончая, перестал воспринимать действительность, словно распался на миллиарды частиц… Ощущение блаженства было настолько сильным, что где-то рядом замаячил призрак смерти, но Челищеву было не страшно, и когда сознание стало понемногу возвращаться, он застонал обиженно, потому что хотелось ему навсегда остаться там, где он только что побывал, а возвращаться в реальный жестокий мир было больно до слез.

Очнувшись, Сергей увидел, что Катя лежит навзничь на скомканной простыне и то ли смеясь, то ли плача бормочет что-то странное, словно в трансе:

— Бог троицу любит, воистину говорят: Бог троицу любит… Он привлек ее к себе, поцеловал и тихонько спросил:

— Какую троицу, о чем ты, ненаглядная моя?

Катерина встрепенулась, словно отходя от сна, и, смутившись от того, что Сергей подслушал ее мысли, спрятала лицо у него на груди.

— Да это я так, о своем…

Но Сергей не отставал, продолжая расспрашивать, и тогда она, глубоко вздохнув, ответила:

— Ты, Сереженька, третий мужчина в моей жизни. И никогда до этого мне не было так… Я чуть до обморока не дошла с тобой. Вот потому и подумалось мне, что — правду говорят — Бог троицу любит…

Упоминание о других мужчинах когтем ревности царапнуло по сердцу Челищева, но он постарался скрыть эти чувства, пошел искать в брошенной на полу в гостиной одежде сигареты. Закуривая, он с горечью подумал о том, что в любви Господа к их троице — к нему, Кате и Олегу — имеются серьезные сомнения. Миг счастья короток, и никому еще не удавалось надолго задержаться на его пике…

Они молча курили, и на языке у обоих вертелся один и тот же вопрос. Сергей не выдержал первым:

— Катюшка, любимая, а дальше-то что? Что делать-то будем?

Она вздрогнула от вопроса, которого ждала, зябко повела плечами и нашла рукой его ладонь.