Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

Рядом тут же возник Синьдэ. Он просто стоял неподвижно, с бесстрастным лицом, но возня тут же прекратилась.

— Простите, старший ученик, — сказали несколько ребят, кланяясь.

Синьдэ посмотрел на Сайыка, который немедленно выпустил Цзяня.

— Он пнул меня в колено, — сердито пожаловался Сайык. — И чуть не покалечил.

— Но не покалечил же?

Сайык покачал головой.

— Нет, старший ученик.

— Очень хорошо. Значит, ты сам можешь отнести свою тарелку на кухню. А заодно помоги с посудой братьям и сестрам.

Синьдэ повернулся к Цзяню:

— Гиро, ты развел грязь. Приберись.

— Хорошо, старший ученик, — хором ответили Сайык и Цзянь.

Они грозно переглянулись, прежде чем разойтись. До конца обеда Цзянь мыл пол, а потом и посуду, которую подносил Сайык. Оно того стоило. Возможно, этому типу впервые в жизни пришлось потрудиться. Отец Сайыка, по слухам, был генералом в армии Сунри, а родня матери управляла командорством где-то возле гияньской границы. Ученики частенько гадали, как его зовут по-настоящему. Детей вельмож часто посылали в школы боевых искусств под вымышленными именами. Только Гуаньши знал настоящее имя Сайыка, и, судя по вольностям, которые мастер дозволял ему, тот происходил из очень высокого рода.

Только Синьдэ не обращал на Сайыка особого внимания. Он добился общего почтения вовсе не благодаря рангу своей семьи. Просто его любили. Даже Цзянь, питавший к соученикам лишь неприязнь, испытывал к Синьдэ глубокое уважение. Тот стоял у двери, обмениваясь любезными словами с учениками, которые возвращались на тренировочные площадки для послеобеденных занятий. Он был неизменно внимателен и терпелив, и его доброта проявлялась даже в мелочах. Ученики для Синьдэ были все равны.

После того как Цзянь закончил работу на кухне, он до самого вечера бегал с поручениями мастера Гуаньши и тетушки Ли. Наконец он и сам отправился на урок — вместе с новичками, младше его на пять-семь лет. Поскольку ему приходилось скрывать свои умения, с ним и обращались как с новичком. Иными словами, Цзяню приходилось проделывать простейшие упражнения, большинство из которых он освоил, едва научился ходить.

Цзянь прилежно тренировался два часа, какими бы легкими ему ни казались упражнения. Для него это была единственная возможность поупражняться, чтобы не забыть всего, что он умел. Юноша надеялся изобразить природный талант и перейти в класс более высокого уровня, однако до сих пор ни Гуаньши, ни старшие ученики как будто не замечали его способностей. Цзянь думал: как только он перестанет считаться новичком, то начнет доводить до совершенства избранную технику. Тогда эти простолюдины поймут, на что он способен.

На занятиях можно было излить досаду. Цзянь мысленно рисовал себе целую армию врагов. От Сайыка и его прихлебателей до всех своих бывших наставников (кроме Бая и Вана), до Риги и Хораши, до проклятых правителей и даже Тайши. У Цзяня был длинный список, и во время каждой тренировки он срывал зло по очереди на каждом, кого представлял перед собой.

Потом, во время вечерней трапезы, он опять становился общим слугой. Сегодняшний ужин, к счастью, прошел без приключений. Сайык и его подпевалы лишь бросили на Цзяня несколько злобных взглядов — вероятно, потому, что опасались Синьдэ. А вот что будет завтра — это уже другая история. Военные искусники были людьми гордыми и мстительными.

Цзяню оставалось только зажечь висящие на стене лампы; после этого он мог отдыхать. Королева уже владычествовала на небе, а с юга двигался Принц, но, по крайней мере, в эти драгоценные часы Цзянь был волен делать что вздумается.

Он проводил время, надежно укрывшись в маленькой роще за огородом и проделывая упражнения, которым научили его Тайши и предыдущие наставники. Цзяня пугало то, как много он забыл за несколько месяцев. Он отчаянно пытался припомнить тонкие различия между катящимся ударом Ван и режущим ударом Чан. А когда нужно нанести рубящий удар в стиле Синсин? Или применить удар-нож в стиле Бая? Все смешалось у него в голове.

Приемы и упражнения, которые он отчаянно старался утвердить в памяти, некогда преподала ему Тайши. Хотя Цзянь был зол на нее — и даже проклинал, — он все равно каждый вечер старательно проделывал эти движения.

Он занимался уже почти час, когда услышал в саду легкие шаги. Юноша замер, остановившись на середине тринадцатого упражнения, известного как Орлиный коготь. В это время суток никого во дворе не могло быть. Жившие в школе ученики частенько удирали в город, перелезая через заднюю стену неподалеку от помойной ямы, но это было совсем в другой стороне, возле служебных построек.

Цзянь испугался разоблачения. Если бы кто-то увидел, как он проделывает сложные упражнения, ему ни за что не удалось бы отболтаться. В лучшем случае мастер Гуаньши подумал бы, что он проник в школу обманом. Тогда его исключат. В худшем случае решат, что он шпион из другой школы. Тогда, возможно, его убьют.

А вдруг за ним явились Немые?

У Цзяня кровь застыла в жилах.

Он облегченно вздохнул, когда появились Сайык и трое его дружков, хотя радость была краткой. Одного взгляда на их лица хватило, чтобы понять: пришли они не с добром.

— Ага, значит, вот где прячется приблудная собачонка, — сказал мальчишка по имени Улли.

— Что ты тут делаешь, дохляк? — поинтересовался Сайык.

Цзянь не трогался с места, когда они вчетвером его окружили. Спастись можно было, только позвав на помощь, но он не собирался доставлять недругам такое удовольствие.

Парень по имени Сянь сильно пихнул его — и повторил, когда Цзянь перенес удар, почти не пошатнувшись. Во второй раз Цзянь отступил в сторону и подставил ногу, заставив Сяня рухнуть на колени. Тут на него набросились Улли и Сайык. Юноша уклонился от их неуклюжих ударов и уже собирался дать сдачи, когда в его голове явственно прозвучало: «Ни за что не выказывай своих умений. Ты полный неумеха. От этого зависит твоя жизнь».

Проклятая Тайши. Цзянь перестал увертываться и сразу получил кулаком в зубы, а потом коленом в живот. Он упал на землю и свернулся клубком. Четверо задир накинулись на него.

Сальминдэ стояла на носу ведущего кокона, пока деревянные гусеницы ползли по извилистой дороге, рассекающей Шиньюнские горы. В последний раз она ехала этим путем при совершенно других обстоятельствах. Тогда Сали отправлялась в свой первый набег за пределами Травяного моря. Она была порывистой, неопытной, честолюбивой и страстно желала доказать, что чего-то стоит. То было славное время: вместе с братьями и сестрами из Незры и Фушаня она грабила оседлых жителей, проникая далеко в глубь богатых вражеских земель. Однажды Сали увидела даже крепостные стены уродливого и бездушного города Цзяи. Шли дни, полные приключений, обещаний и многочисленных триумфов. Сали одержала свои первые победы и заслужила репутацию хорошего воина. Она вернулась в Незру в лучах славы и с богатой добычей. Но главной наградой для нее стало предложение вступить в секту Бросков Гадюки и право выбрить себе виски.