Идеальный мерзавец - Жасмин Майер

— Можно, — пожимает плечами. — Просто ты будешь сверху и все сделаешь за меня. Ай, Вера! Только не по ребрам! Что ты делаешь? — спросил он, когда я постучала в перегородку.

Та беззвучно опустилась.

— Я слушаю, Марк, — отозвался водитель, не оборачиваясь.

Странно, он к нему обращается даже не по имени отчеству?

— Нам нужно в больницу, — ответила я. — Не знаете, есть ли по дороге хоть одна в этом районе?

— Я могу вбить в навигаторе, хотите?

— Отлично, давайте.

Марк смотрит на меня и улыбается. А после касается губами моего уха и тихо шепчет:

— Значит ли это, что тебе надоело быть сверху, Вера? И что тебе понравилось тогда сзади?

Я вспыхнула, как спичка. Не уверена, что он шептал достаточно тихо, чтобы этого не услышал водитель. Музыка в машине не играет, только навигатор задает наводящие вопросы.

— За пять кварталов от нас есть частная клиника.

— Частная подойдет, — громко отвечает Марк и тут же добавляет тише мне на ухо: — А знаешь, убьем двоих зайцев сразу, Вера. Я еще и анализы все сдам, чтобы убедиться, что чист. Иначе производители презервативов меня разорят.

— Это тебя-то?

— У меня на тебя много планов, Вера, — отвечает все с той же кривой ухмылкой.

Потом пытается усадить меня к себе на колени, но резко бледнеет и шипит что-то матерное сквозь стиснутые зубы.

Не могу сдержать смеха, а Марк с тяжелым вздохом утыкается мне в плечо и легко прикусывает кожу через тонкую ткань водолазки.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — говорит он. — Даже не рассчитывай, что врач спишет меня со счетов.

— Сейчас увидим, — все с тем же смехом отвечаю я, а навигатор без эмоций возвещает о том, что мы на месте.

****

— Как это полный покой неделю?! — шипит Марк, превозмогая боль.

Выпрямиться он едва может из-за боли в ребрах, о чем врач только что и сообщил, глядя на готовый рентгеновский снимок.

— И лучше бы корсет надеть, — кивает невозмутимый врач. — Полный покой неделю, это значит, лежать. И ни в коем случае не сидеть. Спортом тоже не заниматься. Вам прописан полный покой и без резких движений.

Лежащий на кушетке Марк смотрит на врача ошарашенными глазами. Потом переводит взгляд на меня.

— Побудешь моей сиделкой в эту неделю, Вера?

О черт. Это будет тяжелая неделя. По ухмылке Марка это и так понятно.

— Без резких движений, — зачем-то повторяет доктор, и я чувствую, как вспыхивают мои щеки.

— Заметано, — кивает Марк. — Что на счет остальных анализов?

— Будут готовы через день, три и пять. Как только придут результаты, отправлю их вам на почту.

Кое-как, отстояв очередь еще и в аптеке, мы добираемся до машины. На Марке к этому времени лица нет. После всех телодвижений, анализов, хождений по кабинетам и рентгена, ему настолько больно, что он глотает тут же в машине целую горсть таблеток, прописанных врачом. Среди них есть и обезболивающие.

Невероятно. А ведь когда они только приехали, Марк отмахивался тем, что «что-то покалывает в боку».

Водитель возвращается обратно на трассу. Мы снова едем домой.

Марк откидывается на заднее сидение и сидит, прикрыв глаза. Видимо, ждет, когда ему полегчает.

Едем в тишине, но недолго.

— Не думай, что я так просто отстану.

Не могу сдержать улыбки. Он даже сидит из последних сил, а все туда же.

— И знаешь… Спасибо, Вера, что все-таки настояла на враче.

Улыбаюсь еще шире, переплетая наши с ним пальцы.

— Не за что, Марк.

Марк

Не так, ой, не так я представлял себе возвращение домой вместе с Верой. Хотел быть со щитом, но в итоге приперся на щите.

Чудо-таблетки, конечно, подействовали, но из машины я все равно выбрался с трудом и едва дыша.

Вера тут же нырнула мне под плечо, как будто ей под силу тащить меня на себе. Черт возьми, это я должен перенести ее на руках через порог, сразу взбежать по лестнице в спальню и сделать то, о чем так мечтал в отеле, но, похоже, как раз таки тот красивый жест возле лифта и окончательно подкосил мое состояние.

Я приставил палец к сканнеру на двери, ввел код и распахнул двери. Этот дом был раз в пять больше того на Кипре. Когда-то он принадлежал моей матери. В последний раз я переступал порог этого дома, когда еще был женат. После я предпочитал дому за городом квартиру в центре, но сейчас я хотел увезти Веру ото всех и для этих целей дом был как-никак кстати.

Вера осматривала мраморный пол, лестницу с коваными перилами, ковры и картины, как достопримечательности музея.

— Марк, — тихо произнесла она, — а все-таки, кто ты такой? Отель на Кипре я помню, но это получается, еще не все, что тебе принадлежит?

— Не все, — согласился я. — Вообще я удивлен, что ты до сих пор меня не раскусила, потому что… все как бы на поверхности.

Вера нахмурилась, помогая мне взобраться по лестнице на второй этаж.

— Может, хватит намеков?

Я привык к тому, что моя фамилия говорит сама за себя. Любого другого мурыжили бы в аэропорту куда дольше, да и одной взяткой бы не обошлись. Но Вера, похоже, также далека от политики, как Плутон от Солнца.

— Да какие уж тут намеки, Вера. Ты мою фамилию помнишь?

Я толкнул дверь спальни и вошел первым, а Вера осталась стоять на пороге. Оглянулся — ага, судя по шоку на ее лице, она наконец-то связала дважды два.

— Так ты… сын самого премьер-министра? Как его…

— Не называй это имя. К несчастью для меня, да, я его сын… О черт, помоги мне с футболкой, пожалуйста.

Моргнула, смахивая наваждение, и улыбнулась прежней улыбкой.

— А в прошлый раз ты легко с ней справился.

— За что и расплачиваюсь теперь.

Вера подхватила края футболки и помогла стащить ее через голову. Потом ее пальцы легли на ремень, и она потянула за пряжку, облегчая доступ к ширинке и единственной пуговице на джинсах.

Стянула их до самых щиколоток, при этом опустившись передо мной на колени. Я считал трещины на потолке, но трещин в элитном коттедже не было, так что отвлечься не удалось.

— У меня есть объяснение такой реакции, — сказал я, глядя в потолок. — Мой организм решил, что я при смерти, а потому ему срочно необходимо оставить после себя потомство. Базовые мужские инстинкты, понимаешь?

— Хорошо, что хоть у кого-то из нас еще осталась голова на плечах, а не только инстинкты, — отозвалась Вера. — Ложись в постель, Марк.