Маг в законе. Том 2 - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Где мужчина?
Где женщина?
Некто сам себя любит.
Некто?.. никто.
— Плохо видно? — спросил Дух. — Ну что ж, смотри иначе…
Другое перышко с неба пало. Другая Княгиня рядом с первой образовалась. Рояль перед ней — белый, лаковый. Бегают нервные пальцы по клавишам, ласкают, бередят; приспустила Рашель трепетные веки, головой качает, поет:
— Я Вам не снилась никогда.
Зачем же лгать? — я это знаю.
И с тихой нежностью внимаю
Решенью Вашего суда…
Она-то поет, а Дух подпевает ехидно, мерзавец:
— Тидли-там, тидли-тут,
Потерявши, хрен найдут!..
Охнул Федор-большой. Потому охнул, что увидел до конца. Потому что припев песенки дурацкой будто взгляд ему слезой промыл. Где Княгиня, где Федор?! — похожи, пуще матери с сыном… Интонации, манера, глаза одинаково жмурят, в конце фраз придыхание одинаковое. Разве что Федор пожестче будет, и еще: не любит Рашель с ритмом играться, ровней у нее стих выходит.
— Ровней? — проклятый Дух словно мысли подслушал. — А если так?
Падают сверху перышки.
Опускаются людьми.
Теми, которые крылья… которые за плечами.
Вот: играет на клавикорде Фира-Кокотка. Вот: развеселившись, сбив ермолку на затылок, распевает "А клейничкер винтелэ"[15]Абраша-Веронец. Вот: Ефрем Жемчужный приник к гитаре, оглашая ночное небо над табором — «Да ту, мри тэрны хуланы, подэка бахтало дэстой!»[16]Вот: замирает зал, внимая тенору-гиганту во фраке. Вот: бродячий лирник, мальчишка-флейтист…
Холодно Федору-большому. Зябко. Страшно смотреть; страшно слушать. От всех по кусочку живому оторвать, в кучу собрать, ладонями сбить воедино — что из чужого-живого получится?
Оттого и страшно Федору, что уже знает он — что.
Уже получилось.
— А я? я где?!
Губы сами шепчут, сами дышат: "Где — Я?! скажите?!"
Дух Закона совсем рядом встал. Не за плечом, не — крылом, а просто так.
Ответил грустно:
— А тебя-то и нету, мальчик мой. Не было у тебя таланта к такой магии. Родился ты без него. Значит, без толку сетовать: где ты, только ты и никто больше? С миру по нитке, с бору по сосенке, да чудо-Договором сверху прихлопнуть — вот и весь твой сегодняшний талант. Большой, ан не твой.
— Врешь! врешь, сволочь!
— Если бы… нет тебя, мальчик, в том таланте. Ни капельки.
— Врешь!
Ох, и размахнулся Федор! ох, и ударил! Хоть чуть-чуть, а поделиться болью с ее причинившим! Впрочем, заранее знал: как ни бей, все равно ему, Федьке, стократ больнее выйдет — ибо сыщется ли под небом удар сильнее, чем тот, который мигом раньше пал на буйну голову?
— Получай, жихорь!
Угадал.
От своего же удара по земле покатился. В башке звенит, где-то в небе Акулина причитает, сокрушается; а едва развиднелось, едва перестали багровые мухи роиться — вон он, Дух Закона, рукой подать.
Присел на корточки, встать помогает.
Чуть не плачет:
— Ну, дурак! вот дурак! Говорил же: меня в вас побольше прочих будет, меня бить — себя губить!.. ой, дурак!..
Одна радость у Федьки: пока по земле-матушке катился, все перья воробьиные измял. Всю пыль в пыль растер. Нет больше живых картинок. Маленькая радость, а своя.
Не краденая.
— Тут ты прав, — Дух Закона опять на бревно взгромоздился, мимо Федьки смотрит, моргает. — Эта радость не из краденых. Как ты кричал: "Получай, жихорь!"? — видишь, мальчик, это был ты… Кус-крендельский леший. И когда на нож Петюнечки лупоглазого шел — тоже ты был, подлинный.
— И когда Договор твой заключал?! когда руку — в огонь?!
— И когда Договор. И потом еще — некоторое время. И сейчас; только сейчас тебя в тебе мало. Днем с огнем не сыскать. Знаешь, был один мудрец, все ходил при солнышке с фонарем; "Ищу человека!" горланил. Тебе бы такого мудреца — чтоб походил по Федьке, поискал… вдруг отыщется?
Огляделся Федор вокруг.
Паутина.
Учителя.
Паутина…
— А ты, выходит, здесь главный паук?
Не обиделся Дух Закона:
— А ты? — вопросом на вопрос ответил.
Оставайся же с твоими волшебствами
и со множеством чародейств твоих,
которыми ты занималась от юности твоей;
может быть, пособишь себе; может быть, устоишь.
Книга пророка Исаии
— …А ты, выходит, здесь главный паук?
Не смотрит Федя на Духа, в землю глядит.
Зато я смотрю! пусть он сам глаза отводит! пусть — первый!
Не отвел.
— А ты? — в ответ интересуется. Вроде как у Феди спрашивает, а на деле в мою сторону прищурился.
— Что — я?
— Паук, выходит, тоже. Раз паутину рвать не желаешь.
Да врешь ты все, паучище! запутать нас хочешь!
— …знаешь, девочка, есть такой старый анекдот. С финальной репликой: "И ты, Сара, права!" Так вот: и ты права. Все мы тут — и мухи, и пауки. Сами сети плетем, других в них ловим, и сами же попадаемся. Я, вы, они…
Это он в сторону фигур, паутиной заплетенных, рукой махнул. Отчаянно махнул, безнадежно. Будто за нить дернули, рука и откликнулась — рывком.
Мне даже на миг его жалко стало.
— Нет мне резона вас запутывать. Говорю ж: сами запутались, без меня. Я вам наоборот, выход предлагаю, а вы — запутывать…
— Выход? Откуда? Отсюда?!
— Мог бы обмануть. Сказать: «Отсюда». Только не стану я вас обманывать; отсюда вы по-любому выйдете. Сильными выйдете, иного Туза тузовей. Гордыми; умелыми. Только… не ваше это все, понимаете?
— Да как же не наше?! — изумляемся мы с Феденькой в один голос. — Ну, от учителей взяли — так любой ученик от учителя берет! Теперь — сами умеем.
— Сами?! — у Духа лицо его чудное аж багровыми пятнами пошло. Того гляди, взбесится, или расплачется, или удар его, беднягу, хватит. — Ну, тогда ты, Акулина, разуй глаза! может, дойдет все-таки!..
Думала — он снова с перьями воробьиными колдовать примется. Ан нет: шагнул в сторону, что-то на земле высматривать стал. Я пригляделась: муравейник. Обыкновенный муравейник, маленький совсем, и смотреть-то не на что; а он смотрит. Ну и мы с Феденькой смотрим — чего он нам на сей раз покажет?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!