Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки - Ольга Иконникова

Я пугаюсь:

— Он болен?

— Ох, Наташа, нет! Но он был грустен, даже подавлен! Он открылся мне без малейших надежд на взаимность. Он так и сказал: «Я не могу ни в чём равняться с его сиятельством, и потому заранее знаю, каков будет ваш ответ».

Я рада за Соню, за то, что она смогла внушить столь сильные чувства симпатичному молодому человеку. Но в то же время я беспокоюсь за нее. Ведь граф Свиридов объяснился с ней, будучи уверенным, что она — графиня Закревская!

Я вижу смятение на лице кузины.

— Соня, что ты ответила ему?

Она нервно мнет платочек в руках.

— Наташа, я даже не знаю, как тебе сказать…Прости, я должна была посоветоваться с тобой… Но я не знала, где тебя искать!

— Да говори же, говори! — мое сердце испуганно ухает.

Кузина поднимает на меня покрасневшие от слёз глаза.

— Ах, Наташа, я сказала ему правду!

— Правду? — тихо переспрашиваю я.

— Да, — она виновато опускает голову, — всю правду. Я призналась, что я — не Наталья Закревская, а всего лишь ее бедная родственница.

Она надолго замолкает, а я вскакиваю с дивана:

— Ну же, Соня! Что он ответил тебе?

Она снова смотрит на меня, и взгляд ее становится светлым как летнее небо после грозы.

— Ах, Наташа, он сказал, что этому рад!

Она снова плачет, но теперь уже от счастья.

— Это было такое облегчение, Наташа! Впервые за столько месяцев сказать кому-то правду. Снова стать самой собой! И понять, что Никита Александрович испытывает ко мне чувства, руководствуясь не расчетом, а сердцем. Он сказал, что он не надеялся, что мы сможем быть вместе. Что был уверен в том, что я приму предложение Елагина. А теперь он намерен повести меня под венец.

Она вдруг охает и подносит ладошку к губам.

— Ох, Наташа, я такая гадкая! Как я могу даже думать об этом сейчас?

Я понимаю — она вспоминает Татьяну Андреевну.

— Ты не должна себя винить. В жизни горе и радость часто ходят рядом друг с другом. Не сомневайся — матушка благословит тебя с небес.

Слёзы снова катятся по ее бледным щекам.

— Как жаль, что я не могу рассказать ей об этом! Она была бы так рада! Она всегда мечтала о счастье для меня. А теперь…

Я сажусь рядом с ней, обнимаю ее за плечи. Я рада, что могу хоть чем-то успокоить ее. Пересказываю наш разговор с тетушкой.

— Она знала об этом, Соня! Она успела порадоваться за тебя — пусть и совсем недолго.

Так, обнявшись, мы и сидим с ней почти до утра.

Теперь, когда Соня открыла правду графу Свиридову, откладывать долее разговор с Константином уже нельзя. Я тоже должна объясниться с ним.

Я ложусь спать с твердым намерением разыскать его завтра — не важно, в его особняке или в больнице на Васильевском острове.

Но день приносит новые заботы.

На Сенной площади по-прежнему неспокойно. Рассказывают и о беспорядках в других частях Петербурга. Люди боятся выходить на улицы, и когда я заявляю, что отправляюсь к Елагину, княгиня Елизавета Андреевна решительно запрещает мне это:

— И думать не смей! Ты вчера сама видела, что происходит — народ сошел с ума! Нападают на кареты и на обычных мирных прохожих. Убивают ни в чём не повинных людей.

И Соня тоже плачет:

— Не езди, Наташа! Вечером придет Никита Александрович — я попрошу, чтобы он тебя сопроводил. Ты даже не знаешь, где сейчас князь!

Но этот вопрос неожиданно находит разрешение.

Выходивший в город на разведку Захар Кузьмич с восторгом рассказывает, как на Сенную из Петергофа приезжал сам государь император:

— Народ стоял густо и тесно. Так тесно, что я не мог сделать ни шагу. А тишина стояла такая, что казалось, будто на площади нет вообще никого. Государь проехал на коляске в середину скопища, встал в ней и громовым голосом закричал: «На колени!» И все мы, сняв шапки, тотчас приникли к земле. Тогда, обратясь к церкви Спаса, он сказал: «Я пришел просить милосердия Божия за ваши грехи; молитесь Ему о прощении; вы Его жестоко оскорбили». И мы опустили глаза и в слезах стали креститься. Государь, также перекрестившись, прибавил: «Приказываю вам сейчас разойтись, идти по домам и слушаться всего, что я велел делать для собственного вашего блага».

Кажется, приезд императора имел весьма сильный эффект — толпа разошлась, и буйства поутихли.

И вечером, ожидая приезда графа Свиридова, я надеваю платье для визитов — в меру простое, но красивое. Как-никак, я собираюсь показаться будущему жениху, который еще вовсе не знает об этом.

Но раньше Никиты приезжает в дом графини Степан — управляющий князя Елагина. На нём лица нет, и не нужно обладать умением читать чужие мысли, чтобы понять — случилось что-то страшное.

Я бросаюсь к нему, наплевав на правила этикета:

— Что-то с Константином Николаевичем?

Степан Андреевич хмуро кивает и утирает скупую слезу:

— Ранили его вчера в больнице. Там такое творилось, что словами не описать! Ломали двери, окна, били врачей и больных. Будто рассудок у всех разом помутился. Его сиятельство сдерживал нападавших, сколько мог — давал возможность вывести людей из здания. В него выстрелили из толпы.

Я вскрикиваю:

— Он ранен? Тяжело?

Наш гость уже не сдерживает рыдания:

— Тяжело, Вера Александровна. Боюсь, не доживет до утра. Я еще вчера хотел сообщить Наталье Кирилловне об этом, но он решительно запретил — надеялся, что станет лучше.

— Но он же маг, целитель! — выкрикиваю я. — Почему же он не лечит сам себя?

Но ответ приходит сам собой. Он не может лечить себя! Как не смог вылечить себя мой отец, раненый заговорщиком! Дар дан нам для того, чтобы лечить других!

— Я поеду с вами! — решительно заявляю я, и даже Елизавета Андреевна меня не останавливает.

Кажется, Степан Андреевич удивлен, что к Елагину едет не невеста, а княжна Бельская, но он слишком воспитан для того, чтобы комментировать это.

Карета едет достаточно быстро, а мне кажется — плетется как черепаха. Я считаю минуты, секунды. Только бы успеть! Только бы он дождался меня!

Мы приезжаем, когда врач как раз выходит из комнаты князя. Оба смотрим на него с надеждой. Но тот качает головой:

— Трудно сказать что-то определенное. Его сиятельство потерял много крови. Я извлек пулю, но, боюсь, медицина бессильна.

Дальше я уже не слушаю, вбегаю в комнату, бросаюсь ко кровати.

Я с трудом узнаю Константина. И не только ранение тому причиной. Он, как и я, много дней провел в больнице. Артемьева сказала, что я тоже похудела и подурнела.