Долорес Клейборн - Стивен Кинг

Она кивнула, но продолжала внимательно следить за мной.Глаза у нее были синие-синие, темнее, чем когда-либо, — цвета океана передначалом шторма. Своим внутренним глазом я увидела сверкавшую сталь ножниц и то,как падает в пыль маленькая пуговка ее носа. И я скажу, о чем я подумала, — яподумала, что Господь исполнил половину моей молитвы. Именно так Он и отвечаетверующим. Вся та ложь, которую я рассказывала о Джо позже, не звучала болееправдоподобно, чем в тот жаркий июльский день среди бобов и корнишонов… ноповерила ли она мне?

Поверила и никогда не сомневалась? Как бы страстно я нижелала получить положительный ответ, я не могла утверждать это. Именно отсомнений ее глаза стали темнее, чем обычно.

— Самый большой мой грех в том, — добавила я, — что я купилаему бутылку виски — пытаясь умаслить его, — но мне следовало бы знать еголучше.

Она еще с минуту смотрела на меня, затем нагнулась и поднялас земли корзинку с огурцами, которые я собрала.

— Хорошо, — произнесла она. — Я отнесу это в дом.

И все. Мы никогда больше не говорили об этом — ни до того,как они нашли его, ни после. Наверное, до нее доходили сплетни насчет меня какна острове, так и в школе, но мы никогда больше не говорили об этом. Именно втот день в саду между нами возникло отчуждение. Тогда в семейной стенепоявилась трещина, и между нами встал целый мир. С тех пор трещина становитсявсе шире и шире. Селена регулярно звонит и пишет мне, в этом она образцоваядочь, но все равно мы далеки друг от друга. Мы как чужие. Я сделала это восновном из-за Селены, а не из-за мальчиков или денег, которые их папочка пыталсяукрасть у них. В основном из-за Селены я подтолкнула его к смерти, и то, что япыталась защитить ее от него, стоило мне самого сокровенного в ее любви.Однажды я услышала, как мой собственный отец сказал, что Господь Бог выкинулпрезабавную шутку, когда создавал мир, и годы спустя до меня начал доходитьистинный смысл его слов. И знаете, что самое ужасное? Иногда это забавно.Иногда это настолько смешно, что невозможно удержаться от смеха, даже если всевокруг тебя рушится и распадается.

А в это время Гаррет Тибодо и его помощники сбивались с ног,разыскивая Джо. Дошло до того, что я начала уже подумывать о том, что, можетбыть, мне самой как-то подтолкнуть их на след. Я бы с радостью оставила Джолежать там, где он лежал, до Страшного Суда. Но деньги лежали в банке на егосчету, и я не собиралась ждать еще семь лет, пока его не признают официальноумершим, чтобы я могла забрать их. Селена должна была поступать в колледж ужечерез два года, а для этого понадобятся деньги.

Мысль о том, что Джо мог, прихватив с собой бутылочку иотправившись в лес за домом, либо угодить в капкан, либо разбиться где-то,блуждая в темноте, витала в воздухе. Гаррет утверждал, что это его идея, но мнеочень трудно поверить в это, особенно проучась с ним столько лет в одной школе.Но неважно. В среду днем он вывесил объявление, а в субботу утром — это былочерез неделю после затмения — он собрал поисковую группу из сорока илипятидесяти мужчин.

Они растянулись в линию от Ист-Хед до Хайгей-тского леса ипрочесали лес, а потом и Русский Луг по направлению к дому. Я видела, как они,смеясь и перебрасываясь шутками, шли по лугу, но шутки сменились проклятиями,как только они вступили в наши владения и добрались до зарослей ежевики.

С замиранием сердца я следила за ними, стоя у входной двери.Я помню, как думала, что, слава Богу, Селены нет дома — она пошла навеститьЛауру Лэнгилл. Потом я испугалась, что из-за колючек ежевики они пошлют все кчерту и прекратят поиски, так и не добравшись до старого колодца. Но онипродолжали идти. Я сразу же услышала крик Сонни Бенуа:

— Эй, Гаррет! Сюда! Иди сюда! — и я поняла, что Джо найден.

Конечно же, последовало вскрытие трупа. Они сделали это втот же день. когда нашли Джо; кажется, оно еще продолжалось, когда Джек иАлисия Форберт с наступлением сумерек привезли мальчиков. Малыш Пит плакал, онбыл растерян — я не думаю, что он осознавал, что же в действительностипроизошло с его папочкой. Однако Джо-младший понимал, и, когда он отозвал меняв сторонку, я подумала, что он собирается задать мне тот же самый вопрос, что иСелена, и я приготовилась повторить свою ложь. Но он спросил меня абсолютно одругом.

— Ма, — сказал он, — если я обрадовался, что он умер, меняГосподь пошлет в ад?

— Джо, человек не властен над своими чувствами, и мнекажется, Бог знает об этом, — ответила я.

А потом он расплакался и сказал нечто, что разбило моесердце.

— Я пытался любить его, — вот что он сказал мне. — Я всегдапытался, но он не позволил мне.

Я обняла сына и изо всех сил прижала к себе. Мне показалось,что я сейчас тоже разрыдаюсь… вы же помните, что я плохо спала, к тому же уменя не было ни малейшего представления о том, как оно все повернется.

Во вторник было дознание, и Люсьен Мэрси, который за всевремя своей врачебной практики столкнулся с единственным подобным смертельнымслучаем на Литл-Толл, наконец-то сообщил, что мне позволено похоронить Джо всреду.

А вот в понедельник, за день до дознания, позвонил Гаррет испросил, не могла ли бы я заглянуть к нему в офис на пару минут. Я ждала ибоялась этого звонка, но у меня не было выбора, нужно было идти, поэтому япопросила Селену покормить мальчиков завтраком и ушла. Гаррет был не один. Сним был доктор Джон Мак-Олиф. К этому я тоже была более или менее готова, новсе же мое сердце начало биться чаще.

В те годы Мак-Олиф был медицинским экспертом. Он умер тригода спустя, когда снегоочиститель врезался в его «фольксваген». После смертиМак-Олифа экспертом стал Генри Бриартон. Если бы в 1963 году экспертом былБриартон, я чувствовала бы себя намного легче в тот день, готовясь к нашемумаленькому разговору. Бриартон был умнее Гаррета Тибодо, но только немного. Авот Джон Мак-Олиф… ум его был острее лезвия.

Это был чистопородный шотландец, появившийся в наших местахпосле окончания второй мировой войны, громкоголосый и шумный. Я думаю, что онбыл американским гражданином, раз уж он занимал такую государственную должность,но вот говорил он совсем не так, как местные жители. Это не играло для меняособой роли, я знала, что вынуждена предстать перед ним, американец ли он,шотландец или вообще китаец.

У него были белые, как снег, волосы, хотя вряд ли ему былобольше сорока пяти, и пронзительные ярко-голубые глаза. Когда он смотрел навас, возникало такое ощущение, будто он проникает вам прямо в душу ирасставляет там ваши мысли в алфавитном порядке. Как только я увидела егосидящим рядом с Гарретом и услышала щелчок закрывшейся за мной двери, я поняла,что то, что произойдет завтра на дознании, не имеет абсолютно никакогозначения. Настоящий допрос произойдет прямо сейчас в этой маленькой комнаткегородского констебля, на одной стене которой висел календарь, а на другой —фото матери Гаррета.