Когда вы кого-то любите - Сьюзен Джонсон

— Леди Графтон.

Явно удивленный, виконт вскочил:

— Здесь? В городе? Со своим мерзким мужем?

— Без него. И она была здесь. Она отплывает с утренним отливом. — Дарли говорил намеренно равнодушным тоном, отчетливо произнося каждое слово.

— И куда же?

— В Танжер. Ее брата высадили там еще с несколькими солдатами их полка, заболевшими лихорадкой на пути в Индию.

Чарли ухмыльнулся:

— Я подозреваю, что ей тоже потребовалось утешение.

Маркиз на долю секунды задержался с ответом, подумав, что у Чарли представления об утешении сильно отличались оттого, что реально имело место прошлой ночью в Королевской комнате.

— Называй это, как хочешь, — ответил он, пытаясь сдержать вспышку эмоций, вызванную горячечными воспоминаниями. — Скажу лишь, что оно стоило того, чтобы срочно прискакать в город.

— И когда она вернется?

— Кто знает. — Джулиус чуть пожал плечами.

— В таком случае ты возвращаешься в Лэнгфорд, или Аманда все же разозлилась, когда ты бросил ее в одиночестве?

Маркиз отпил полбокала бренди и выждал момент, пока не ощутил успокаивающее воздействие напитка.

— Ты хочешь сказать, что ты ничего не замечаешь и тебе на все наплевать, когда твоя похоть гонит тебя в Лондон?

— Возможно. Но Аманда всегда готова принять извинения в виде банковского чека для уплаты ее карточных долгов. Она частенько делает слишком высокие ставки в игре.

— Так же, как и ты.

— Ставки не могут быть слишком высокими, если ты можешь себе позволить их.

— И если твой папочка солидарен с тобой и не осуждает тебя.

— Папочка в молодости вел столь же лихую жизнь. Кто, как не он, всегда поймет меня?

Виконт прыснул:

— Вот если бы мне так повезло. Мой-то отец в старости ударился в религию, и, похоже, у него в памяти все выветрилось.

Дарли улыбнулся: — Мой отец повздорил с каким-то церковником, и тот предал его проклятию, и с тех пор он отвергает и презирает теологические догмы. Так что он вряд ли скоро обратится к Господу.

— Ты просто счастливчик, — ухмыльнулся Чарли, — можещь спокойно ходить по игральным притонам и всяким злачным местам.

Джулиус поднял бокал и произнес тост.

— За снисходительность и терпимость моего папаши. — Он притворно поморщился. — За исключением его странной привязанности к леди Графтон. Он как будто влюблен в нее.

— Кстати, о влюбленности, — заметил Чарли. — Ты что, очень переживаешь сейчас, что твоя леди уплыла?

Дарли замер, удерживая бокал у самых губ.

— Прошу прощения?

Чарли задумчиво развел руками:

— Этим утром ты выглядишь несколько подавленным. Куда подевались твое обычное ухарство и бесшабашность?

Сделав глоток бренди, Дарли поставил бокал на ручку кресла.

— Я очень устал, вот и все. После бессонной ночи с леди Графтон утром мне пришлось ублажать и моих родителей.

— Твоих родителей! Ты хочешь сказать мне, что развлекался с ней в родительском доме?

— Именно там она остановилась. Чарли удивленно вскинул брови:

— Какого дьявола она там делала?

— Это долгая история. И тебе незачем ее обсасывать. В ней нет ничего щекотливого или пикантного. Просто Бетси узнала, что она в городе… пригласила ее, и теперь мои родители и Бетси просто обожают ее. Мало того, они обругали меня за то, что я отказался сопровождать ее в Марокко.

— Какого черта! С чего бы это ты мог захотеть этого?

— Именно так я и сказал им, правда, в несколько более любезной форме. Ты можешь себе представить несколько недель с женщиной в открытом море? — Джулиус с силой выдохнул. — Просто адские мучения.

— Великий Боже — страшно даже подумать. Вот так, — заявил виконт, наклоняясь, чтобы долить бренди в бок Дарли. — Лучше выпей.

Дарли одним глотком опустошил его. Уже довольно давно бренди служил ему надежным лекарством от любых неприятностей. Затем, уютно устроившись в мягком кожаном кресле, он окинул взглядом помещение с приятным ощущением благополучия и удовлетворения. Огражденный от превратностей внешнего мира, в окружении друзей, этот уютный комфортабельный клуб был оплотом мужских прерогатив, цитаделью его status quo, и конкретно в его случае — личным бастионом против любой профанации и покушений на его хоть и слегка распутный, но в высшей степени устраивающий его образ жизни.

— Родители просто не понимают этого, — заявил Чарлз с нескрываемым пренебрежением. — Ведь главной причиной того, что мы развлекаемся с любовницами и всякими там вакханками и мессалинами, является именно то, что все эти связи преходящи. А уж если мы пожелаем обзавестись постоянными спутницами жизни — упаси нас Господь! — виконта всего передернуло, — мы всегда можем связать себя цепями и оковами, скажем, просто узами брака.

— Мой отец всегда понимал это. Пока не встретил Элспет и, судя по всему, изменил свое мнение. «Почему бы тебе, не сопроводить Элспет в Марокко, — сказал он. — Это лучшее из того, что ты можешь сделать».

— Господи. Почему ему захотелось привязать тебя к леди, с которой ты переспал всего пару раз? Ведь твой папаша сам был притчей во языцех, ну просто воплощением Развратника. Он должен бы лучше понимать это.

— Эти же соображения я и высказал ему, разве что в чуть более тактичной форме. Но это не тронуло его. Он начал рассуждать о счастье и любви. Я не слишком внимательно слушал его. — Маркиз потянулся за бутылкой с бренди. Ему срочно требовался еще глоток… или несколько, чтобы начисто стереть образ Элспет, который вставал перед глазами всякий раз, как звучало ее имя.

Он не желал думать о ней.

Он не желал вспоминать.

Он жаждал полного забвения.

И чем скорее он этого добьется, тем лучше.

В течение следующего получаса непрерывных возлияний ему почти удалось убедить себя, что все идет хорошо и он вновь на пути к прежнему, привычному образу жизни.

Несколько приятелей остановились поболтать. Дарли и Чарли были приглашены на бал-маскарад сегодняшним вечером, где им был гарантирован парад красоток, славившихся своей многоопытностью в будуарных делах.

Говорили также о призовых скачках во второй половине дня.

Затем предстояли ужин в клубе, бал-маскарад, дружеская компания.

Что может быть более привычным?

Казалось бы, он должен быть доволен.

Счастлив.

Удовлетворен.

Но, увы, этого не было.

Его преследовали воспоминания о золотистых волосах, синих бездонных глазах и улыбке, которые доставляли ему ни с чем не сравнимую радость.