Клан душегубов - Алексей Петрухин

Бердяев и Суворовцев удивленно обернулись, ожидая увидеть останки Вершинина, но на ковре вместо них недвижимо лежал «убийца» Шангареев, вытянувшийся во весь свой огромный рост на середине ковра. На его теле не было ни единой ссадины, но, между тем, он не подавал видимых признаков жизни. Рядом стоял, согнувшись в три погибели и покачиваясь, Вершинин. Лицо у него было в крови, и она крупными каплями падала на ковер.

Бердяев с Суворовцевым пробились сквозь тесное кольцо сотрудников, которые растерянно и послушно расступились перед ними. Никто толком не мог рассказать, что же все-таки произошло. Вершинин явно проигрывал бой, и все ждали его конца, но вдруг Шангареев остановился от короткого удара Вершинина. Не согнулся от боли, не ахнул, не вскрикнул, а словно одеревенел. Постояв таким образом секунды три, рухнул на ковер, как стоял, во весь рост. Вот и все.

Суворовцев подошел к Вершинину и взял его под руки.

– Марат, я ж говорил, я не в голосе, – прошамкал окровавленным ртом Вершинин и послушно поплелся за Суворовцевым в душевую.

Наконец-то Шангареев открыл глаза и попытался привстать, но у него это не получилось.

– Лежи, лежи, не вставай, – сказал Бердяев и, наклонившись к самому уху, тихо добавил: – Ну что, просрал звездочку?

Марат закрыл глаза и снова лег на ковер. Видеть никого не хотелось, а уж Бердяева в первую очередь.

Скоро все разошлись. Шангареев по-прежнему лежал на ковре, закрыв лицо руками. Он тоже не мог понять, что же все-таки произошло.

* * *

Я знаю, что ей напишу. И посмотрим, что она ответит. И ответит ли.

Охотник to Настенька

Я не бизнесмен. Мне платят мало, но достаточно... А вот работаю много. Работа не престижная, не модная, не перспективная. Свободного времени нет, вредных привычек – тоже, одни полезные, но многие находят это скучным. Не умею поддерживать разговор на общие темы. Не люблю тусовок. Очень ценю дружбу, поэтому друзей очень мало, и все они далеко, почти не видимся. Люблю одиночество. Всегда считал, что сильный человек должен быть одинок, а слабый – ищет попутчиков и компаньонов. Эту переписку с тобой тоже считаю слабостью и вряд ли смогу поддерживать долго. Путешествую часто, но всегда по работе, не умею лежать на пляже, не люблю фотографий на фоне соборов. В Сети – недавно и вряд ли надолго, от компа устаю, комп – удобно, но холодно. Для размеренной семейной жизни не создан, для неразмеренной гламурной – тоже. Однолюб. Не умею любить того, кого не знаю. Не испытываю нежности к монитору, хотя он хороший.

Люблю хорошие пиджаки, в одежде консервативен. В кино – да, стараюсь не пропускать хорошие фильмы, кино – люблю, вот, пожалуй, мой единственный плюс, если говорить о «светском львизме». А, есть еще один плюс, правда, не светский. Я знаю, что не лучший на свете. Но я пытаюсь.

А в целом, я – человек, с которым трудно.

* * *

Теплые и упругие струи воды приятно щекотали тело. Зажмурившись и опустив руки, Суворовцев стоял под душем. Думать не хотелось, хотелось просто расслабиться.

Откуда-то из раздевалки доносился бодрый голос Вершинина. После боя он отказался от душа, лишь умыв лицо, и уже пришел в себя.

«Вот неугомонный! Как же его надо обработать, чтобы он молчал?» – подумал Суворовцев и снова попытался расслабиться.

А Вершинин, между тем, сидя на подоконнике в раздевалке, беспечно болтая ногами, разговаривал с двумя сотрудниками.

– Ну покажи, покажи, как ты его? – приставал один из них с просьбой показать, как тот вырубил Шангареева.

– Да ладно, мужики, ничего особенного. Фирменный, снизу справа – чпок! Лучше слушайте, что говорит вам непобедимый Вершинин. – Он сделал загадочное лицо и перешел на заговорщицкий тон: – Секретная информация. Нам с Суворовцевым дают новую машину. Две.

– Ну и что из этого? – настороженно спросил один из них.

– Мы рады за вас, – добавил второй.

– Да нет, ничего. Мы просто еще не знаем, кому эта достанется, – беспечно сказал Вершинин.

– Да ладно! – сразу оживились сотрудники. – Че, правда?

– Ну да. Хочется отдать ее в хорошие руки. Машина-то отличная, вы сами знаете. Кстати, экзамен по слежке сдали-то?

– Сдали. Вчера еще. – Сотрудники были заинтригованы до последней степени.

– Ну и как? – строго поинтересовался Вершинин. – Ездить умеете?

– Дак мы, конечно! «Мерседес» вели. Хорошо, что пробки, а так бы...

Надо заметить, что этот экзамен, как и все прочие, был обязателен для всех без исключения сотрудников и входил в перечень тестов, проводимых в рамках реорганизации Управления.

Заключался он в том, что все подразделение разбивалось на пары сотрудников – один водитель, другой штурман, после чего каждой паре непосредственно перед экзаменом выдавался конверт, содержащий индивидуальное задание. Так как тест проводился по наружному наблюдению, иными словами, слежке, то задание состояло в следующем: такому-то экипажу необходимо обнаружить такую-то машину с таким-то номером, затем установить за ней наблюдение и в течение двух часов вести слежку. Естественно, надо постараться быть не замеченными, с одной стороны, и не упустить «объект» – с другой.

Конечно, этот экзамен не был идеальным по форме и имел некоторые недостатки, но начальство считало его полезным, а потому необходимым.

Если сотрудники, беседующие с Вершининым, уже отстрелялись по этой части, то принимавшему сейчас душ Суворовцеву он еще предстоял.

– Все. Поехали, – сказал Вершинин, бесцеремонно заглянув к нему в кабинку. – Пока ты тут в шампунях утопаешь, я достал адрес Николаенко. Это за городом, поэтому надо рвать сейчас.

– Слушай, мне сегодня еще надо отстреляться по «наружке». То есть нам. А это как минимум часа на два, если не на три.

– Я эту проблему решил, – весело ответил Вершинин. – Было нелегко, но все же мир не без добрых людей. Правда, за город поедем на другой машине. Не такая комфортная, как наша, но все-таки машина. С рулем.

Суворовцев насторожился и осуждающе произнес:

– Опять что-то мутишь?

– Мне по-другому жить неинтересно, – ответил ему «непобедимый» напарник.

* * *

Настенька to Охотник

Я знаю.

Она ответила мне. Вот что она ответила мне – «я знаю».

Я чувствую себя, как этот бугай, которого выключил Вершинин. Не понимаю, что произошло, что это значит.

Что значит – я знаю? Чего угодно я ждал в ответ, даже был готов к тому, что ответа и вовсе не будет. Но я не был готов услышать это – не говорящее вроде бы ни о чем, но говорящее сразу обо всем, слишком обо всем «я знаю».

Интуиция уже не шепчет, а кричит – что-то тут не так. Поздновато что-то ты проснулась сегодня, интуиция. Ну понимаю, высыпаешься плохо, много работы в последнее время.