Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга

ты нас обманула, ведьма, и он сидит здесь у тебя, мы тогда, знаешь что… Ну и так далее, господин ротмистр. То есть она очень волнуется и говорит мне: Клаус, может, тебе удастся уговорить господина офицера остаться у нас погостить. Зачем ему куда-то отлучаться на ночь глядя? На улице могут стрелять, его могут ранить. Скажи ему об этом, Клаус, просила она. А еще она просила вас отужинать с нами, она… О, нет, нет! — тут же перебил сам себя Клямке. — Это она так говорила, простая немецкая женщина, непривычная к кровопролитию. А так, конечно, вам решать, господин ротмистр. Присяга, я же понимаю, долг! Или все же как? Или все-таки сперва отужинаем, отведаем горячего? Потому что мало ли как оно потом сложится дальше. Так что?

Иван подумал и сказал:

— Ну, я прямо не знаю.

— Значит, к столу! — тут же воскликнул Клямке. — А там еще посмотрим! — и сразу взял Ивана за руку.

И дальше было так: они вышли и прошли в другую, соседнюю комнату, в которой стоял обеденный стол. Стол был накрыт на четыре куверта, и возле одного из них стояла еще совсем не старая немка. Про нее Клямке сказал, что это его жена, фрау Эльза, — и фрау сделала книксен. А это наш желанный гость, господин российский офицер, представил Ивана Клямке, и Иван поклонился. После чего они все трое сели за стол. Про четвертый, свободный куверт Клямке сказал, что там должен был сидеть Михель, их племянник, но он задержался по делам, после чего спросил: так, Эльза? Так, кивнула фрау Эльза. Клямке улыбнулся. Открылась дверь, служанка внесла ужин. На ужин был картофель с колбасой.

— Жаль, жаль! — громко сказал Клямке, берясь за нож и вилку. — Михель был бы очень рад. — И, повернувшись к супруге, спросил: — Он сейчас на складах, на Васильевском?

— Нет, — тихо сказала фрау Эльза, не поднимая глаз от тарелки. — Он не там.

— А где? — строго спросил Клямке.

— Я точно не знаю.

— Как это?! — громко сказал Клямке. — В такое время, и не знаешь! Да мало ли что может случиться с мальчиком!

— Он не мальчик, ему уже двадцать лет, — сказала фрау Эльза. — И это ведь ты же сам говорил, что мы должны знать, что вокруг нас творится. Вот я его и отправила узнать об этом. И к девяти велела ему вернуться.

Иван и Клямке сразу посмотрели на часы, висевшие возле камина. Часы показывали девять с четвертью.

— Вот воспитание! — сердито сказал Клямке. — Сразу видно, чей это племянник!

Фрау Эльза ничего на это не ответила. Она продолжала есть картофель.

— Хорошо, — сердито сказал Клямке. — Я не прав. Но ты хотя бы можешь мне сказать, куда ты его отправила?

— Я велела ему посмотреть, куда они пойдут и что они там будут делать.

— Кто?

— Нынешняя императрица и подчинившиеся ей гвардейцы.

Клямке сперва немного помолчал, подумал, а после повернулся к Ивану и сказал уже вполне спокойным, даже бодрым голосом:

— Вот и чудесно! Значит, мы очень скоро все узнаем, и из самых первых уст, как здесь говорится. Михель очень умный мальчик. И внимательный. Так, может, пока по стаканчику?

Фрау Эльза ничего на это не ответила, Иван тоже промолчал — и ужин продолжался в полной тишине. Они все трое ели не спеша и очень аккуратно, ни на что не отвлекаясь. Только когда уже подали кофе, Клямке вполголоса сказал, что если Иван желает, то они могут покурить. Иван сказал, что он не курит. Это очень хорошо, сказал Клямке, курение — очень дурная привычка, фрау Эльза его постоянно за нее ругает. Тут фрау Эльза улыбнулась. А Клямке сказал, что он ничего не может с собой сделать, он сейчас только и думает о трубке, и уже даже повернулся к двери. Но до трубки дело не дошло, потому что дверь вдруг открылась и в ней показалась незнакомая Ивану голова.

— О! — сразу сказал Клямке. — Вот он! Чего стоишь? И так уже на сколько опоздал! Почти на целый час!

Дверь растворилась полностью, и в столовую вошел высокий тощий юноша, то есть тот самый долгожданный Михель. Клямке его сразу представил, Михель поклонился. Клямке велел ему садиться, Михель сел. Клямке спросил:

— Ну и где же ты был, мой мальчик? И что ты там видел?

— Я был на Петергофской дороге, — сказал Михель. — Но когда они остановились, а это было уже за городом, я подождал еще немного и поспешил вернуться. Но, к сожалению, все равно опоздал.

— Это плохо, — сказал Клямке. — Но ладно! Так кто это были такие и почему они остановились?

— Это верные новой императрице войска, — сказал Михель. — Их не меньше пяти тысяч. Но многие из них сильно пьяны, их колонны очень растянулись, и поэтому императрица велела сделать привал и подождать отставших и артиллерию.

— Так они что, выступили без артиллерии? — удивленно спросил Клямке.

— Да, — сказал Михель.

— Очень смешно! — сердито сказал Клямке. — И на что они надеются? Взять Миниха голыми руками? А что, кстати, слышно про Миниха?

— Говорят, что он стоит впереди и у него много войска. И артиллерия там уже стоит наготове. Если, говорят, пройти еще немного, на холм, то оттуда видны их горящие фитили.

— Ну еще бы! — сказал Клямке. — Миних — солдат! И, будьте уверены, он им задаст!

— Но, говорят, — продолжил Михель, — что императрица уже отправила к ним парламентера, и было договорено не предпринимать никаких действий до утра.

— Ха! — громко сказал Клямке. — Договорено! Но это же Миних! Надо его знать. Миних — хитрый лис, и он не станет ждать утра. Ешь, Михель, чего ты сидишь. Еда давно остыла. — После чего он повернулся к фрау Эльзе и уже совсем другим голосом продолжил: — Я еще раз говорю: я был не прав, дорогая. А ты у меня просто чудо!

— Но, но, но! — сказала фрау Эльза, улыбаясь. Однако все же кликнула служанку и велела принести.

Служанка принесла большую бутыль ренского. Клямке сам взялся наливать. И сам же сказал тост. Тост был такой:

— Вот видите, господин ротмистр, как все чудесно сложилось! За вас, господин ротмистр, за вашу верность престолу и за сам престол!

Второй тост был за фрау Эльзу, потому что, сказал Клямке, если бы не фрау Эльза, то они бы до сих пор не знали, что уже можно радоваться, и пребывали бы в печали. И они за это выпили — за радость. А после, уже даже не закусывая, Клямке спросил, где его трубка. Ах, сказала фрау