Князь. Записки стукача - Эдвард Радзинский

Жандарм только пожал плечами и толкнул дверь.

Дверь отворилась, и я увидел абсолютно пустую комнату – никакого стула, кресла и столика!

– Как видите, милостивый государь, это совершенно пустая комната. Сие так же точно, как то, что Его превосходительство полковник Кириллов изволил с утра сидеть в своем кабинете…

– Они вынесли мебель! – кричал я, бегая по комнате, стуча ногами в пол, крича в подпол истязавшим меня: – Мерзавцы! Мерзавцы!..

И потерял сознание…

Очнулся я в просторной комнате со множеством зеркал.

Я лежал на кровати…

Бросился к двери. Она была заперта. Я принялся колотить в нее.

Вошел тот же жандарм и сказал:

– Его превосходительство милостиво приказали вас оставить пока здесь… Чтобы вам ненароком не попасть в сумасшедший дом. Ибо вы находитесь в самых расстроенных чувствах. Поправляйтесь. – Он помолчал. – И обдумайте случившееся. Его превосходительство ждет вас через три дня. Вашей тетке уже сообщили, что вы выехали срочно навестить свое имение…

– Это что же, меня три дня не выпустят?

– Совершенно точно, – подтвердил жандарм. – Это вам – переодеться. – И он положил передо мной… полосатую тюремную одежду!

И вышел. Дверь заперли. Я понял: арестовали…

Никогда не забуду вновь охвативший меня страх. Безумный страх и полную беспомощность. Первый раз я столкнулся с насилием. Впервые я понял: с человеком можно сделать все.

Все три дня меня довольно сносно кормили. Жандармы, приносившие мне еду, со мной не разговаривали.

Через три дня, прошедшие будто сотня лет, дверь отворилась и жандарм внес мою отглаженную, вычищенную одежду и мой ремень!

– Вас ждут, милостивый государь.

На этот раз жандарм сам проводил меня до кабинета полковника Кириллова.

Тот все так же сидел, погруженный в бумаги.

– Итак, думаю, вы урок усвоили… Надеюсь, вы поняли, что это был урок, сударь? Как видите, сегодня я с вами предельно откровенен. Вас действительно высекли… Точнее, только высекли. Но можем упечь весьма далеко и весьма надолго. – Он походил по комнате. – Честно скажу, мне вы симпатичны. Я за вами давно слежу. Вы человек способный. Из знаменитой фамилии… И, чтобы доказать вам наше полное к вам доверие, я вам покажу весьма секретную бумагу.

И он положил передо мной пожелтевший лист.

Я сразу узнал почерк отца. Я уже с ужасом догадался, что там. Я не хотел читать… но прочел… прочел!

Это был донос отца, написанный накануне восстания. Он сообщал Государю о тайном обществе и перечислял его членов… чтобы назвать одного. Так он хотел получить ее. Несчастный, беспощадный человек!

Кириллов улыбнулся.

– Теперь вы поняли, почему, через много лет выйдя на свободу, оговоренный вашим отцом отправился к нему стреляться… Чем это кончилось – вы сами знаете. Судьба не всегда справедлива. Вы понимаете, что при этакой биографии – отец-доносчик, вас высекли – в приличном обществе вас вряд ли примут. Даже деньги и связи уважаемой тетушки не помогут. Но это все может остаться между нами. Только не думайте, что мы вам выкручиваем руки – избави Бог! Нам просто хочется, чтобы вы… при вашем происхождении, вашей внешности, вашей природной сообразительности заняли подобающее место в обществе, вместо того чтобы скитаться по подпольным квартирам и знаться с мерзавцами… Вместо этого любящая вас судьба познакомила вас с людьми, которым все можно… – Он повторил: – Нам можно все. Можно вас высечь, заставить сгнить в тюрьме, а можно и возвести вас на государственные высоты. Императоры в России меняются, а наше учреждение остается. Они умирают, а мы бессмертны…

Сколько раз потом я буду вспоминать эти слова!

– Ну а теперь наше предложение… Мы можем легально арестовать вас хоть сейчас! И никакая тетушка не поможет. Она несколько раз останавливала ваш арест. Но это было возможно только потому, что мы хотели побеседовать с вами с глазу на глаз… прежде чем вас арестовать… Или не арестовать. Кстати… – Он положил на стол письмо.

Это было письмо в Россию из-за границы – письмо мне от… Нечаева. В нем он подробно излагал историю нашего посещения кружка Ишутина, беседу с Бакуниным и посещение Маркса. В письмо была вложена прокламация, которую он просил меня распространить, «как мы об этом договорились».

– Это все ложь!.. Это у него теория такая – заставить правительство преследовать молодых людей! Он мне сам говорил, – надрывался я, – что только тюрьмой можно воспитать истинного революционера!

– А мы и не сомневаемся. Он разослал сотни таких писем. Он ведь деньги из бахметьевского фонда всё-таки получил. И на посылку подобных писем и прокламаций тратил. Так что воистину бумажный смерч пронесся над Россией… Человек он забавный. Надеюсь свидеться и поговорить с ним, но уже в Петропавловской крепости, в которой он будто бы сидел…

– Как это… будто бы?

– Никогда ни в какой крепости он не сидел. Никогда он не арестовывался. Это все выдумки, чтобы поражать воображение подобных вам молодых людей.

Я был потрясен. Усмехаясь, Кириллов продолжил:

– Хотя сидеть будет… надеюсь, с вашей помощью.

– Нет! Нет! – прокричал я.

– Тогда мы вас туда посадим, но уже с его помощью. Ведь мы обязаны реагировать на донос этого господина. – И тут он яростно закричал, подавляя меня внезапным криком: – Он – провокатор! Вы это понимаете? Скольких таких же молодых людей мы вынуждены сейчас арестовывать из-за него! Скольких он погубил и скольких ещё погубит. И вы смеете не хотеть помочь?! Он крепко лег на дно! Он чует! Мы не знаем, где он прячется. Мы даже не знаем, как он точно выглядит! У нас лишь словесные портреты. Но знаем, что у него кончаются бахметьевские деньги. И конечно, узнав, что вы в Женеве… он тотчас постарается связаться с вами! О чем вы немедля сообщите нам. Ну? Ну! Помочь Отечеству согласны?

– И тогда вы оставите меня в покое?

– Скорее всего да. Но решать будем мы, сударь…

Какой это был ужас! Я становился агентом полиции! Доносчиком, как мой несчастный отец!

Так говорил один голос. Но другой добросовестно возражал: «В конце концов, тебя выдал этот негодяй. Он убил человека, он совратил молодых людей и сбежал, оставив их на погибель. Он всего лишь вредное, очень опасное животное. Он не человек».

Кириллов поставил победную точку:

– И еще. Когда увидите негодяя, поглядите на его правую руку. На ней, как показали свидетели, глубокий рубец на пальце. Это несчастный студент Иванов, умирая, прокусил ему руку. Он трусливо его душил вместе с четырьмя молодыми идиотами, так похожими на вас прежнего.

Это злодейство позволило мне… согласиться!

Я приехал в Женеву. Остановился в прежнем отеле, много гулял по городу, обедал в прежнем ресторане – в городе. Только через неделю мне доставили его письмо.