Цейтнот. Том II - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Но — продержался.
Ситуация изменилась самым кардинальным образом, когда хирурги уже накладывали последние стежки. Горский вдруг одномоментно превратился в непроницаемый для ясновидения объект, меня выдавило из него, я только и ощутил, как исказилось энергетическое поле, когда он дотянулся до сверхсилы и принялся наполнять внутренний потенциал. Пульс стал неровным, но очень скоро стабилизировался и окреп, и я отпустил запястье, с шумом перевёл дух и попытался встать с табурета только лишь затем, чтобы сразу плюхнуться обратно.
— В палату его! — скомандовал заведующий хирургии дрожащим от усталости голосом, но это он скомандовал чисто по привычке, поскольку поместили Горского ни в какую не в палату, а в тесную кладовку без окон, зато с койкой и без соседей.
Альберт Павлович прислушался к размеренному дыханию старика и вопросительно посмотрел на меня:
— Как он?
— Стабилен и в сознании.
Мой вердикт куратора нисколько не удивил.
— Но сердце заработало? — уточнил он.
Я изобразил неопределённое пожатие плечами.
— Кто знает? Он запросто может им сейчас в ручном режиме управлять. А как заснёт, так преставится.
От койки донёсся хриплый смешок, и Альберт Павлович вздрогнул даже, но не оглянулся, смерил меня пристальным взглядом:
— Сам ты как?
— Жить буду.
Я распахнул пиджак, дождался утвердительного кивка и быстро расстегнул патронташ, протянул его куратору. Тот шустро опоясался им, достал один из пузырьков, сосредоточил на нём своё внимание, и зеленоватое содержимое немедленно засветилось.
У меня голова самым натуральным образом шла кругом, да и на ногах едва держался, но я не утерпел и решил прояснить не дававший покоя момент. Когда куратор проверил остальные образцы, то указал ему на дверь:
— Выйдем? — А уже в коридоре спросил: — И какой смысл в подмене, если такая элементарная проверка подлог выявит?
— Это мы с тобой об этом знаем и только. Вдовец из Новинска никакой научной документации не забрал, вся информация хранилась у него в голове, — Альберт Павлович постучал себя пальцем по виску, — а его секретарша образцы и в глаза не видела. Обо всех замечательных свойствах этого штамма нашим зарубежным партнёрам известно исключительно с чужих слов, а людям свойственно преувеличивать собственные достижения. Не говоря уже о том, что долгое пребывание сверхбактерий вне зоны активного излучения Эпицентра вполне могло сказаться на их свойствах. Так что, как ни крути, без полноценных исследований не обойтись.
Альберт Павлович улыбнулся как-то совсем уж зло и проследовал за подошедшей медсестрой в кладовку. А потом к нам и вовсе заглянул главврач. Альберт Павлович уверил его, что всё прошло наилучшим образом, заодно попросил пристроить куда-нибудь молодого человека.
От усталости я даже не сразу сообразил, что речь идёт обо мне, а руководитель сего медицинского заведения, такое впечатление, вымотался ничуть не меньше, поскольку не нашёл ничего лучше, чем пригласить меня в свой кабинет, куда мы, разумеется, так и не попали. Просто не дошли.
К свите руководителя медицинского учреждения беспрестанно прибивались новые люди, кто-то что-то просил, кто-то что-то требовал, одни жаловались на других, третьи и вовсе непонятно чего хотели, и это импровизированное совещание почти сразу сбилось с курса и отправилось решать какие-то неотложные рабочие вопросы. Ну а я плестись следом очень быстро утомился и, как только углядел свободный подоконник, так него и взгромоздился, закрыл глаза.
Вымотался — просто сил никаких нет.
Задремал.
Очнулся среди ночи, когда меня деликатно и при этом весьма решительно потрясли за плечо. Я продрал глаза и воззрился на двух молодцеватых господ: армейского майора и типа в штатском, показавшегося невесть с чего смутно знакомым.
Именно он и спросил:
— Линь?
— Он самый, — подтвердил я, мотнув головой, и добавил: — Линь. Пётр Линь.
— Идём. Надо поговорить, — объявил майор с необычайной прямолинейностью.
Не могу сказать, будто у меня ещё окончательно не прояснилось в голове, просто решил потянуть время, вот и спросил:
— О чём же?
— Есть несколько вопросов о твоём пребывании в «Астории», — пояснил тип в штатском. — Альберт Павлович сказал, ты сможешь нам помочь.
Судя по выражению лица майора, он полагал такие пояснения совершенно излишними, но всё же не стал отпускать комментарии на сей счёт и лишь сделал приглашающий жест.
— Идём!
Я спрыгнул с подоконника и покачнулся, но сразу переборол головокружение и принялся лавировать между лежанками раненых, только двинулся при этом не в указанном направлении, а в противоположном.
— Нам не туда! — резко окрикнул меня майор.
— Господа! — устало вздохнул я, обернувшись. — Я вас первый раз в жизни вижу, уж позвольте не поверить на слово. Проверка много времени не займёт!
И не слушая возражений, я отправился на поиски куратора, но со своим последним утверждением угодил точнёхонько пальцем в небо: попасть в кладовку, куда поместили Горского, оказалось совсем не просто. Точнее — не получилось вовсе.
Усиление режима я отметил сразу, как только поднялся на третий этаж — прямо на лестничной клетке там расположились трое пехотинцев и вохровец с нашивками младшего сержанта. Они бы точно завернули меня обратно, если б не майор и его спутник. Караул мне препятствовать не стал, но вот у двери кладовки толпилась публика совсем иного полёта. Помимо двух операторов в синих шинелях ВОХР, ошивались там штаб-офицер этого же ведомства в майорском чине, бравый усатый каперанг, армейский подполковник и представительный господин в штатском. Наособицу стояли несколько обер-офицеров — не иначе ординарцы, — и если через них я прошёл беспрепятственно, то прорываться дальше не рискнул и рявкнул, опередив уже двинувшихся наперехват операторов:
— Альберт Палыч!
Сказать, будто ко мне разом оказалось приковано всеобщее внимание — не сказать ничего, но и плевать на самом деле. Да, пальто безбожно перепачкано, а пиджак и сорочка кровью залиты, ещё и лицо разбито, только не в том я состоянии и настроении, чтобы своего неподобающего вида смущаться.
Из кладовки выглянул Альберт Павлович, и я выпустил уже набранный в лёгкие для нового крика воздух, кивком указал на своих сопровождающих. Куратор тоже кивнул, только в отличие от меня утвердительно, и молча скрылся внутри.
Дверь он приоткрыл нешироко, но и так удалось разглядеть сидевшего на стуле у кровати Горского лобастого господина средних лет. Я узнал Севастьяна Баюна — большого человека в социалистической партии, — заодно вспомнил, при
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!