Сомнамбула - Антон Чиж

– А вы смогли заглянуть в зеркало? – спросил Ванзаров. Он не допускал, чтобы кто-то копался у него в душе.

– Смог.

– Что же увидели?

– Увидел, чему быть и чего не миновать, – ответил Зосимов. Глаза его прятались под зелеными стеклами. Не разобрать, что в них.

– На дне души кроется ад, – сказал Ванзаров. – Увидели свой?

– Мне видеть не надо, я жил в аду, – последовал ответ. Зосимов протянул ладонь. – Когда захотите получить ответы по-настоящему, приходите. Мы тут с выставкой еще несколько дней со скуки дохнем.

43

Дом на Таврической

И все же зеркало было полезным. Ванзаров привык жить по законам логики, совершая поступки, в которых был заранее уверен. Смотрение в полированный черный камень заставило его взглянуть на себя с неожиданной стороны. Он вдруг понял, что похож на механическую куклу, автомат, которую дергает за ниточки логика. Что было полезно для розысков, но сильно мешало быть обычным человеком и получать от жизни мелкие радости, если не считать «Слезы жандарма», которой непременно угощал Аполлон Григорьевич. Чтобы доказать себе, что он не окончательно превратился в истукана и еще может совершать глупости, как в студенческие годы, Ванзаров захотел сделать то, чего никогда бы себе не позволил. Тем более для этого был повод. Одно предположение не давало ему покоя со вчерашнего дня.

Пролетку Ванзаров приказал остановить за несколько кварталов, чтобы извозчик не знал настоящий адрес. По темной улице он быстро дошел до дома и увидел около парадной экипаж, в который садился сам Александр Ильич. Помыслить, что мелкий чиновник сыска вот так без приглашения заявится в дом одного из товарищей министра внутренних дел, не смогла бы даже самая смелая фантазия. И Ванзаров бы не смог. Отступать было поздно. В карете Александр Ильич сидел пока один. Оставались считаные минуты, чтобы совершить безумный поступок, на который второй раз духу точно не хватит.

Подняв воротник и надвинув шляпу, он чуть согнулся, изменив рост, и быстрым, уверенным шагом прошел в парадное. Александр Ильич наверняка провожал незнакомца взглядом. Надо успеть подняться хотя бы на пролет лестницы: разговаривать с Аделью Ионовной на виду ее мужа немыслимо.

Ванзаров успел зайти за поворот перил, когда сверху показалась она. Адель Ионовна была в бальном платье, путавшемся в ногах, и легкой меховой накидке. Чтобы не испугать ее, Ванзаров снял шляпу и поклонился. Она остановилась на три ступеньки выше его. Так она была во всех смыслах выше.

– Вы? – проговорила она в изумлении. – Что вы здесь делаете?

В голосе прозвучала нехорошая нотка: мелкому чиновнику давали понять, чтобы не забывался.

– Прошу простить, дело срочное, – сказал Ванзаров, слушая, насколько разносится эхо по лестнице.

Адель Ионовна оглянулась, проверяя, не следит ли прислуга, высунувшись из квартиры. Дверь была закрыта.

– Как рада вас видеть, – прошептала она. Руки ее были заняты подолом платья, который требовал его придерживать.

– Прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью, – начал Ванзаров, ощущая, как жар сжигает лицо, хорошо, что усы не сгорят.

– Готова быть серьезной, – ответила Адель Ионовна чуть слышно. – Ничего иного мне не остается…

– Вам угрожает опасность.

– Мне? Опасность? Родион Георгиевич, вы преувеличиваете…

– Есть люди, которые ищут изобретение вашего отца. – Ванзаров сделал предостерегающей жест. – Дослушайте, прошу вас… Они не остановятся ни перед чем… Вчера они перевернули контору Клокоцкого и редакцию «Ребуса». Сегодня ночью они убили мадам Рейсторм и довели до безумия ее горничную. На истекших днях они совершили еще несколько преступлений.

Чтобы окончательно не испугать Адель Ионовну, он не стал рассказывать о том, что случилось в Литовском замке, и других происшествиях.

– Тетушка Елизавета умерла? – чуть слышно спросила она.

– Примите мои сожаления. Вы единственная наследница?

Лицо ее было в тени, но, кажется, от веселого настроения не осталось и следа.

– Если она не изменила завещание… Бедная Елизавета Марковна, я так и не навестила ее.

– Теперь опасность угрожает вам, – сказал Ванзаров, стараясь не думать, какая опасность угрожает ему, если Александр Ильич потеряет терпение и поднимется за женой. – Опасность в том, что может быть использован гипноз. Прислуга может открыть дверь, дальше преступник проникнет в квартиру… Последствия могут быть самые трагические.

Она склонила голову к плечу, будто пытаясь понять: это дурная шутка или в самом деле?

– Но это невозможно. Кто посмеет войти в дом Александра Ильича?

К сожалению, имя чиновника высокого ранга слишком ненадежная защита. Особенно для того, кто искал машину страха. О чем Ванзаров сказал с излишней прямотой.

– Что же мне делать? – растерянно спросила Адель Ионовна.

На этот вопрос Ванзаров не знал точного ответа. Он готов был сидеть у ее порога сторожевым псом. Но кто примет такую жертву…

– Уезжайте. Пожалуйста, уезжайте как можно дальше, – сказал он. – Где вас не найдут. Завтра утром.

Адель Ионовна грустно улыбнулась.

– Это невозможно.

Выпустив край подола, левой рукой она коснулась его плеча. Даже через пальто Ванзаров ощутил нежность ее кожи, чего, конечно, быть не могло. Наверное, проклятое зеркало навело беспорядок в мыслях.

– Дайте прислуге строжайший приказ не впускать в дом никого постороннего, – сказал Ванзаров, не имея права посоветовать выставить у дверей караул жандармов.

– Обязательно. Не волнуйтесь, Родион Георгиевич, и берегите себя. Помните, что скоро все закончится. Закончится хорошо, я знаю…

Не зная, сколько жена имеет право опаздывать со сборами и насколько хватает выдержки мужа сидеть в карете, Ванзаров рискнул.

– Кто посоветовал вам спиритическое зеркало Зосимова?

Адель Ионовна улыбнулась.

– Вы все равно не знаете этого человека. Он очень хороший и добрый и точно не может причинить мне зла. Тем более он ничего не знает об изобретении отца. Благодарю вас за заботу и… геройство, – сказала она, понимая, чем рискует чиновник сыска. – Это от меня маленькая награда за смелость.

Спустившись на две ступеньки и все еще находясь выше, она легонько коснулась губами щеки около его усов. И, подхватив подол, побежала вниз, стуча туфельками. От парадной двери уже доносилось сердитое покашливание Александра Ильича.

Дождавшись, пока затих перестук колес, Ванзаров вышел на Таврическую. Вдалеке опять маячила неясная фигура. На всякий случай он пошел в другую сторону от пролетки, заложив большой крюк. В темноте наверняка оторвется.

44

Дом на Садовой улице

С полицейской пролеткой Ванзаров прощался с некоторым сожалением. Завтра дел предстоит не меньше, а на щедрость господина Шереметьевского рассчитывать не приходилось, добрые поступки он совершал, только когда ему выгодно.