Ночная охота - Юрий Козлов

— Я думал, ты решила, что мы не доживем до завтрака, поэтому не взяла соль, — с неодобрением посмотрел Антон на своего стрелка-радиста.

— Соль не поможет, — возразила Зола, — эта тушенка такое дерьмо…

«Что же тогда не дерьмо?» — подумал Антон, который не ел ничего вкуснее тушенки.

— Скоро у нас будет нормальная еда, — брезгливо откусила от луковицы Зола.

— Когда? — уточнил Антон.

— К вечеру, — потянулась к спирту Зола.

— А если нет? — отодвинул флягу Антон.

— Тогда нас самих превратят в нормальную еду для червей, — усмехнулась Зола.

Антон подумал, что, пожалуй, она права. Стояла странная тишина. Рухнули казармы, а правительственный квартал словно бы и не проснулся. Не пустое ли здание он снес? Но развалины были местами окрашены кровью. Из-под одной стены натекла целая лужа, причем кровь все прибывала. Заживо погребенные раненые вышли из состояния болевого шока — из развалин доносились вопли и стоны. Слушать их было невыносимо. Бутерброд с красной несоленой тушенкой не лез в горло. Антону казалось, он ест сырое человечье мясо. «Она знает что делать», — Антон жадно отхлебнул из фляги со спиртом.

Поднявшееся в голову тепло приглушило стоны несчастных. Зола, широко раздвинув ноги, уселась за пулемет. У Антона потемнело в глазах от похоти.

Зола подмигнула ему, похабно провела руками по телу снизу вверх.

— Это все твое, мой повелитель… Сегодня ночью ты будешь нежиться среди фонтанов рая, пастись между лилий… Ты даже не представляешь, как я умею!

— Дедушка научил? — Антон вспоминал про задушенного, смотрел на окрашенные кровью развалины, и Зола становилась еще желаннее. «Они там, — думал Антон, расстегивая штаны, про мертвых и умирающих, — а я здесь. Но скоро буду там. Надо успеть понежиться среди фонтанов рая, попастись между лилий».

— О, мой повелитель, у меня было много учителей, — пьяно расхохоталась Зола. — Гораздо больше, чем мне хотелось, — добавила мрачно и трезво.

— Стрелок-радист! — завопил изнемогающий Антон. — Ко мне! Шагом марш! Равнение на…

На площади внезапно появились изможденные, нетрезвые люди, обвешанные оружием, — авангард мирного шествия. Следом двигались машины с пулеметами и БТРы.

— Да здравствует партия труда и демократического порядка! Долой продажных олигархов! Власть конституционному собранию! Все на досрочные парламентские выборы! — хором прокричала в видеокамеру невооруженная массовка. После чего в окружении женщин, детей, перепуганных депутатов законодательного собрания провинции перед камерой возник переодевшийся в цивильный костюм, побритый и причесанный Конявичус с мегафоном в руке.

— Господа! — разнесся над площадью его хриплый от бесконечного количества отданных сегодня команд голос. — Цель мирного шествия активистов партии труда и демократического порядка — мирный диалог с властями.

Применение насилия совершенно недопустимо! Прошу не поддаваться на возможные провокации. Все вопросы должны разрешаться не силовыми, а сугубо политическими методами. Да здравствует переговорный процесс!

Тут протягивающая Конявичусу цветы женщина стала медленно оседать на землю.

— На провокации не поддаваться! — подхватил на руки раненую Конявичус.

— Снайперы на крыше белого дома! — закричали сразу сто глоток. — Они стреляют в женщин и детей!

После чего оператор зачехлил камеру, а нападавшие профессионально рассыпались по правительственному кварталу, поливая высокие заборы особняков свинцом.

В особняках, впрочем, не обнаруживалось ни малейшего смятения. Особняки строились в расчете на долговременную оборону. Из-за заборов дружно ударили пулеметы. Дерн на лужайке перед белой с колоннами резиденцией главы администрации вдруг начал весело подпрыгивать вместе с черной землей, как будто из глубины вырывались воздушные фонтанчики. Это заработали минометы. Осколки быстро выкосили добрую половину нападавших.

Они покатились назад, уже пылая лютой ненавистью к бандитам, бросившим их под пули и мины.

Конявичус, предвидя подобное, немедленно привел активистов вновь зарегистрированной партии в чувство несколькими пулеметными очередями. Обезумевшая нетрезвая шпана — народ провинции, который Конявичус намеревался заставить жить по закону Божьему, с воем устремился на новый штурм.

За спиной у народа бандиты занимали позиции в расчете на длительное противостояние, пристреливали пулеметы, подкатывали легкие противопехотные пушки и гаубицы.

Белая резиденция главы администрации стала еще белее и неприступнее на солнце. К ней не могли приблизиться из-за совершенно невероятной плотности ответного огня. К тому же поднимающееся солнце светило в глаза нападающим.

Голова у Антона налилась свинцом. Держать ее прямо, не говоря о том, чтобы смотреть по сторонам, было нелегко. Под веки словно насыпали раскаленного песка. Хотелось прикрыть глаза, тогда песок остывал, но прикрыть глаза означало заснуть. Зола уже спала, положив голову на пулемет. Золотистые крашеные волосы были в один цвет с выглядывающими из длинной ленты острыми литыми пулями. Волосы и пули блестели на солнце.

Перестрелка длилась больше часа, но ни одна из сторон ничего не добилась. Площадь была усеяна трупами. Но кто, где и когда считал трупы? Так можно было перестреливаться день, ночь, неделю. Пока не кончатся боеприпасы. Или люди. У нападавших было больше шансов кончиться раньше.

Антона насторожило необъяснимое равнодушие обороняющихся к гаражам и ангару. Они должны были из кожи вон лезть, чтобы вернуть себе контроль над бронетранспортерами и вертолетами, дремлющими в темных прохладных глубинах. Это победа. Но никто не прорывался туда ни короткими, ни длинными перебежками. Хотя пространство перед резиденцией главы администрации было совершенно очищено от нападающих. Самое время было двинуться к технике. Но не двигались. Бандитам овладеть гаражами и ангаром представлялось более затруднительным. Над дальним углом площади господствовал особняк, над бетонным забором которого было черно от стволов и минометных труб. Едва только Конявичус послал в этом направлении пару БТРов, минометы выбросили в воздух, наверное, сотню мин. Асфальт в углу площади превратился в застывшие морские волны.

Антон обратил внимание, что все это время рация работала в режиме передачи. Она передавала в эфир бульканье спирта, скреб ножа по дну консервной банки, глупые разговоры Антона и Золы, прочие, не имеющие отношения к военной операции, звуки. В данный момент рация транслировала в эфир сонное— со стонами — сопение Золы. Вряд ли это было именно то, что хотел слышать Конявичус. Антон переставил рычажок на «прием».

— Сколько раз ты уже ее трахнул? — тут же услышал голос командира.

— Сегодня ни разу, — честно ответил Антон.

— Что там у тебя?

Антону хотелось сказать командиру, что солнце сегодня светит совсем по-летнему, хороший денек, летают паутинки, в лесу сейчас рай, полно грибов. Он был бы самым счастливым человеком, если бы сидел за красной проволокой на крыльце разрушенной дачи, читал «Дон Кихота». «Меня скоро убьют, — подумал Антон. — Я так и не узнаю, чем кончилась книга».