Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс

Американские аналитики к этому времени уже догадались, что у Бессмертных есть два соперника, претендующих на этот пост. Одним из них был Александр Дзасохов, который был одно время послом в Сирии, а затем стал членом Политбюро, отвечающим за идеологию. Совершенно ясно, что появление партийного идеолога высокого ранга на посту министра иностранных дел могло служить предзнаменованием попытки восстановить коммунистические постулаты в советской внешней политике. Другим кандидатом был Евгений Примаков, чье самовольное выступление в качестве посредника во время кризиса в Персидском заливе не прибавило ему друзей в администрации Буша.

Госдепартамент выслал находившемуся в поездке Бейкеру биографию Дзасохова — на всякий случай. Сам Бессмертных считал, что это место получит Примаков, исходя из того, как он выразился, что из всего окружения Горбачева «он самый напористый малый»…

В пятницу утром, 11 января, Скоукрофт сказал в Белом доме Бушу, что Горбачев пытается дозвониться ему по телефону, чтобы обсудить кризис в Персидском заливе. До срока, назначенного ООН Саддаму Хусейну для вывода своих войск из Кувейта, оставалось всего четыре дня; Буш и Скоукрофт подозревали, что Горбачев звонит, чтобы попросить оттянуть военные действия.

Скоукрофт порекомендовал Бушу воспользоваться этим телефонным разговором, чтобы «еще раз отметиться» по Прибалтике: Бушу следует повторить свою озабоченность тем, что советские власти «стращают» три республики. Как только журналисты узнают про звонок Горбачева, предсказывал Скоукрофт, они сразу спросят Буша, поднимал ли он вопрос о Прибалтике. «И лучше, чтобы ответом было «да», иначе придется чертовски дорого расплачиваться», — заключил он.

Буш сказал: «О'кей, я постараюсь сделать это так, чтобы не возбудить у Горбачева желания выйти из трудностей за наш счет».

Когда звонок из Кремля наконец прошёл, Горбачев повторил, что поддерживает резолюции ООН по Заливу, включая резолюцию № 678, в которой содержалась угроза применения силы. Затем он все же призвал Буша отсрочить нападение. Не забывая, как всегда, о своих консервативных критиках, он лишний раз хотел зафиксировать, что выступает за политическое решение проблемы.

В ходе разговора Буш вспомнил совет Скоукрофта и поднял вопрос о Прибалтике. «Я хочу, чтобы вы поняли мою озабоченность, мою глубокую озабоченность, — сказал он, — необходимостью обеспечить мирное разрешение ситуации там». Применение насилия застопорит, а может даже и повернуть вспять прогресс, с таким трудом достигнутый ими обоими за последние несколько лет в отношениях между двумя странами.

Горбачев ответил, что он тоже обеспокоен тем, как развивается ситуация, и по-прежнему стремится найти «рациональное решение». Сказав, что он работает над разрешением кризиса не покладая рук, что он стал чуть ли не жертвой обстоятельств, Горбачев воззвал к сочувствию Буша: «Это чрезвычайно сложно и отнимает большую часть моего времени и энергии».

Буш повторил, что надеется все-таки на диалог между Кремлем и Прибалтикой.

В тот день в Вильнюсе советские десантники, присланные для выявления лиц, уклоняющихся от воинской повинности, неожиданно заняли главную литовскую типографию. Когда перед зданием собралась протестующая толпа, солдаты открыли по ней беспорядочную стрельбу. Несколько человек были убиты.

Захватив две местные школы подготовки полицейских и министерство внутренних дел республики, советские войска двинулись к телевизионной башне. Граждане Литвы окружили здание телевидения и парламент, где президент Ландсбергис, а также многие литовские законодатели и противники военной повинности укрывались не один день. Граждане охраняли здание всю ночь; многие, спасаясь от холода, грелись у костров.

А в Москве в субботу, 12 января, Борис Ельцин созвал российский парламент на чрезвычайную сессию и провел резолюцию, осуждающую этот последний поворот гайки, сделанный в Прибалтике.

Сразу после сессии Ельцин сказал послу Мэтлоку: «Если силы центра могут сделать такое в Прибалтике, они могут сделать это и с нами».

Ельцин повез протест парламента в Кремль, где у него произошла бурная встреча с Горбачевым. Наконец оба согласились — дабы избежать полной катастрофы — направить в Вильнюс делегацию, чтобы сгладить конфликт и разрешить кризис «с помощью политических мер».

Однако было уже слишком поздно. Рано утром в воскресенье, 13 января, советские войска в Вильнюсе возобновили атаку на башню телевидения, которое каждый час передавало сообщения о возрастающем давлении со стороны советских войск.

У башни несколько сотен литовцев встретили два советских танка и бронетранспортер. Один танк развернул свою пушку над головами демонстрантов и выбил стекла из окон стоявшего там автобуса. Другой выстрелил холостым зарядом, но от взрыва вылетели стекла в соседних домах.

Какой-то юноша залез на один из танков и сел на ствол орудия — танк начал маневрировать взад-вперед, раскачивая пушку и стараясь сбросить его. Другой юноша встал перед вторым танком, жестом показывая — стреляйте, мол, в голову; команда танка это и сделала. Многим из очевидцев это напомнило события на площади Тяньаньмэнь. Ко времени, когда атака захлебнулась, несколько сотен литовцев были ранены, пятнадцать человек погибли.

Все это происходило, когда в Соединенных Штатах был еще субботний вечер. О случившемся в Вашингтоне узнали по телефону и по любительскому радио. Джордж Колт, начальник Бюро ЦРУ по анализу событий в СССР, находился в гостях и не взял с собой радиотелефона. Когда он вернулся к себе, в доме бешено звонил телефон.

Услышав о случившемся, Кэртис Камман, помощник заместителя госсекретаря по Европе, в половине одиннадцатого примчался к себе в кабинет, чтобы создать рабочую группу, которая подготовила бы документ об официальной реакции США. Кондолиза Райе всю ночь и утро провела у телефона, разговаривая с Госдепартаментом и ЦРУ.

В ночь на воскресенье, в половине второго. Пол Гобл, эксперт Госдепартамента по советским нацменьшинствам, встретился с Эндалом Липпмаа, министром эстонского правительства, который в тот момент был старшим официальным лицом из Прибалтики в Соединенных Штатах. Липпмаа сказал, что он убежден: Москва намерена восстановить свой контроль во всех трех прибалтийских столицах: «На будущей неделе это будет Рига, на следующей — Таллинн».

В три часа утра Райе позвонил Деннис Росс, находившийся с Бейкером в Турции. Росс сказал, что госсекретарю очень не хочется отвлекать внимание общественности от предстоящей схватки с Саддамом Хусейном, но он считает, что у Соединенных Штатов нет выбора — нужно заявлять публичный протест по поводу убитых в Литве.

А в Москве Сергей Станкевич, реформатор, заместитель мэра города, назвал события в Вильнюсе «самым серьезным ударом по перестройке со времени ее начала». Это «крах всего, чего мы добились за последние пять лет» и доказательство того, что, как и предупреждал Шеварднадзе, Горбачев устанавливает «диктатуру системы».

Сторонники реформ и демократии, члены российского и советского парламентов прошли по Красной площади. На митинге тысячи москвичей обвиняли Горбачева в том, что он допустил убийства в Вильнюсе, и Буша в том, что он продолжает решительно поддерживать его.