Где начинается радуга? Часть 3 - Ирина Леухина

И раз мы расстались друзьями, то могу я тебе дать один совет. На правах друга. — Я недовольно нахмурилась, но всё же кивнула, перед этим спрятав руки за спиной. — Сейчас ты поступаешь также, как и со мной тринадцать лет тому назад. Ты тогда струсила, потому что боялась вспыхнувших чувств. И сейчас ты отталкиваешь человека, потому что знаешь, что с ним ты станешь другой.

Глаза распахнулись от такой наглости. Кого он имел в виду? Неужели Кванджона? Но он не мог ни от кого узнать про его предложение. Тогда про что он?

— Ты кого имеешь в виду? — Подозрительно проговорила я, чувствуя как от злости поджимались пальцы на ногах в тесных лодочках.

— Твоего сыны. — Серьезно ответил Глеб и добавил. — Лев.

— Глеб, он…, — задохнулась от ярости и отступила, чтобы побыстрее закрыться от мужчины и от его слов.

— Я знаю про биоматериал и про Лидию, — жестко добил меня Глеб и грубо схватил за плечи, чтобы я не ускользнула от него. — Марина тогда мне всё рассказала. Но поверь, самое ужасное, что взрослый может сделать для ребенка — это отмахнуться от него. Сделать его проблемы не такими уж и важными. Обесценить его существование и не выслушать его в важный для него момент. Я не прошу тебя взять ответственность за него. Но поговорить с ним по душам…. Это лучшее начало из возможных.

Сжимаясь в его руках, я слушала его и вспоминала себя. Ведь я мало чем отличалась ото Льва. Он, как и я, остался совсем один. Ему нужна поддержка, которую мне когда-то оказывал дядя Миша. Разве мне не хватит сил для этого?

— Я подумаю…, — хрипло проговорила я и почувствовала как Глеб разжал объятия и выпустил меня.

Нам снова стало неловко в обществе друг друга, но это иная неловкость. Когда каждый стыдился своих действий и не знал, как выпутаться из липкой паутины неудобного момента.

— Завтра дай мне свой ответ, хорошо? — Настойчиво попросил он, я же молча кивнула, опустив голову. Вдруг рядом прошелестел ветерок, приподнимая пару выпавших из пучка прядей. Тем временем я ощутила, как рука Глеба взметнулась и коснулась моей щеки. Когда-то он также касался меня после выпускного и прошептал памятные слова. Я невольно подняла голову, взглянув на него, и услышала его благоговейный шепот: — У тебя до сих пор в глазах радуга, Ксюша. Не теряй её.

После чего он ушёл.

Глеб сбежал от меня в машину, а затем со свистом уехал прочь.

В моих силах оставалось неподвижно провожать его взглядом, а затем потрясенно вернуться домой. Уже в квартире, стоя на балконе, я прикоснулась к щеке, где недавно чувствовались пальцы Глеба. Волнение, трепет и эйфория снова окутали меня. Они беспардонно ворвались в мою душу, угрожая устроить тут хаос. Вот только там уже царствовал бедлам, хуже от любовной лихорадки мне вряд ли станет.

Что со мной происходит? — задала я вопрос ночной прохладе и сверкающим фонарям города. — Разве наша любовь не закончилась? Разве «мы» не исчезли в этом мире? Или мы случайно создали новое начало?

**

…Анатолий уничтожит твоё агентство, но сначала разрушит репутацию каждой твоей модели. Денис станет в глазах других насильником. Матвея назовут вором, потому что он не сможет вернуть деньги вкладчикам. Никита сядет за мошенничество. Лев попадет в приют. А Глеб разорится и снова станет никем….

…Ты разрушаешь его жизнь, даже если от тебя остались одни лишь воспоминания….

Вздрогнув, я очнулась. Меня с силой вырвало из кошмара, но мне до сих пор мерещился голос Нинель. Она будто комментировала каждый кадр возможного будущего моих друзей. К ней также присоединялась Мила. Она снова стала маленькой. Только она не улыбалась, она кричала, что я разрушительница судеб. А моя жизнь строилась на чужих руинах былого благополучия.

Я содрогнулась. Холодные потные простыни не давали тепла. Я крепко обнимала себя, но такие объятия не согревали. Всё тело покрылось противным холодным потом, вызывая брезгливость к самому себе.

Резко встав, я отправилась в душ. Горячие струи обещали тепло, но им не под силу согреть огромный айсберг в моей души. Ворох неприятных мыслей вертелся в сознании и зудел. Я не могла за них ни ухватиться, ни прогнать. Я могла только беспомощно вертеть головой, чтобы вытрясти остатки тревожного сна. В какой-то момент мысли обрели общий образ. Он словно змий-искуситель хотел намекнуть на что-то, но молчал и ускользал от меня, как только мне удавалось приблизиться к ответу.

Что это… что….

Нет, этого не может быть.

Дернув кран, я выпрыгнула из душевой. Энергично вытираясь, я несколько раз ударилась о раковину и подскользнулась на мокром кафеле. Затем я обмотала вокруг себя полотенце и выскочила из ванной. Я метнулась в гостиную, где до сих пор лежал конверт с пачкой фотографий от Нинель. Повторно разложив всё в ряд, чтобы не упустить ни одной детали, я вгляделась. Я перечитывала каждое слово, пересматривала каждый кадр, но не находила одно имя, одно лицо. Ни единого упоминания этого человека.

— Марина, ты ведь не предательница, — прошептала я в тишину, не желая верить. — Ты не могла. Не могла.

Вот только факты говорили об обратном. Нинель угрожала каждому мало-мальски ценному для меня человеку. Но она пропустила Марину. Вряд ли случайно, ведь она постаралась найти связь со Львом и Глебом. А Марина являлась моей единственной подругой на данный момент, и об этом знали все. Но при этом её фотографии отсутствовали в этом конверте. Будто она в деле с ними, а не со мной.

— Это ложь. Я ведь могу ошибаться, — попыталась успокоить себя, но это плохо получалось.

Марина знала про мои прошлые отношения с Глебом и то, что он дорог для меня. Она знала про Льва, ведь это она встретила его в агентстве в тот день. Она знала детали конкурса, которые использовал Анатолий, чтобы приостановить его. К тому же я ей не сообщала про счета, и про них кстати Нинель не упоминала. Также Глеб не успел рассказать Марине про чужое вмешательство в базу данных агентства.

Это можно воспринимать как доказательство вины? Или я подтасовала факты? А могло ли это быть всего лишь неприятным совпадением?

Но тогда подосланец — Женя. Она внешне милая и не вызывающая подозрений, но при этом достаточно хитрая. Ведь мне не показалось тогда, что она подслушивала за мной, а потом притворилась, будто уронила карандаш.

Или мне легче верилось в предательство Евгении, чем близкого для меня человека, которого я знала уже